Русские хроники 10 века - стр. 7
Отправляясь брать Киев, позвал Владимир в дружину варягов, пообещав щедрую награду. Столец великого киевского князя Владимир занял, да кун, дабы расплатиться с варягами, не заимел. Упросил молодой князь наёмников обождать месяц, пока наберёт нужную сумму. Прошёл месяц, опять обождать просит. Не мог князь собрать столько кун. Ещё месяц прошёл – то же самое. Раздосадованные варяги верхи въехали в теремной двор. Один из них, именем Буды, не слезая с коня, так глаголил стоявшему пеши великому киевскому князю:
– Се не твой город, княже, а наш. Что за князь ты, не можешь войску заплатить? Не заплатишь – сами возьмём. Не сомневайся, на твою убогость оставим тебе.
Безродный наёмник говорил князю оскорбительные речи, сидя на коне, что ещё более усиливало унижение. То видели и слышали гридни, бояре. Возможно, варяг произнёс те слова в запальчивости, не придавая им второго, потаённого смысла, но для Владимира главным был скрытый смысл. Не он, князь, правит и володеет городом, а они, наёмники. Он же, как нищеброд, живёт от щедрот их. Юный князь, чей дед и отец правили Киевом, а через Умилу, мать прадеда, вёл род от легендарного Словена, стерпел оскорбление, ибо нечем было ответить варягам. Стерпел, но не забыл. Самые задиристые, неуёмные варяги, а с ними и Буды, ушли служить византийскому басилевсу. Юный князь отправил в Царьград тайных послов с пожеланием никогда более не видеть тех варягов на своей земле. И басилевсу советовал не держать наёмников при себе, а отправить подальше на рубежи Империи. Да отмахнулся могущественный басилевс от советов киевского князя.
Хитрый и льстивый пролаза Мистиша Кисель донёс, вернулся тот Буды зализывать раны. Мало что сам поселился в Киеве, семью привёз. Поселился не где-нибудь в посаде, на Горе. Владимир зубами скрипел, представляя, как наглый варяг расхаживает по своему городу. Теперь он не желал тому быстрой смерти. Что смерть? Краткий миг перехода из Яви в Навь. Нет, возмужавший и крепко утвердившийся на киевском стольце князь желал видеть, как оскорбитель корчится в нестерпимых муках, клянёт судьбу и жалеет, что дожил до сих дней, а не сложил голову в сечах.
За сими размышлениями князя и застал вопрос верного воеводы.
Некоторое время всадники ехали молча, каждый, погрузившись в свои думы. Владимир разрешил мучивший его вопрос. Лицо приняло торжествующее выражение, полные сочные губы изогнулись в усмешке, глаза сверкнули. Не сдержав чувств, князь натянул поводья, вздыбил коня, по лицу хлестнула дубовая ветка. Заученными движениями Добрыня послал коня вперёд. Обнажил меч. Глаза воеводы рыскали по лесной чаще. Ехавшие впереди гридни изготовились к схватке.