Русские хроники 10 века - стр. 53
– Да как же молода! – всплеснула руками Златуша. – Шестнадцать лет минуло. Я сама в такие лета уж мужатицей стала. Да и грех вам будет, коли дочь в девках останется.
– Жалко чадо своё, кровиночку родную в чужие люди отдавать. Ну, как голодовать придётся? У отца с матерью живёт сыта, обута, одета. А в чужой семье как придётся? – добавила свои возражения Млава.
Златуша с жаром воскликнула:
– Да мы ить не таимся! Поедемте, поглядите наше подворье. Мы всегда рады, сей же час и поедем. В паволоки, горностаи не одеваемся, с серебряных блюд жареных лебедей не едим, что правда, то правда. Но живём в достатке, не бедствуем. Борей уж сказывал, ныне хлеба до новины хватило. Поедемте, сами поглядите, как живём. Мы не препятствуем. Как же, всяк о своих детушках радеет. Как не понять?
– Мы вот рядимся, отдавать, не отдавать дочь, а Купава-то сама, может, и замуж-то иттить не хотит, – Желан поставил ещё одну препону, велел жене: – Ну-ка, покличь дочь-то.
Купава вошла в светлицу пунцовая, как новая понёва, надетая в ожидании приглашения.
– Вот, дочь, – во взгляде отца суровость мешалась с лаской, – люди с Дубравки приехали, просят замуж тебя отдать за ихнего сына Здрава. Знаком ли тебе Здрав?
– Знаком, – пролепетала девушка, опустив голову.
– Замуж за него пойдёшь ли?
– Пойду, – шелестом листьев на утреннем ветерке прошептала Купава.
– Отец усмехнулся, рукой махнул.
– Ладно, иди, делами своими займись.
В Дубравке, можно сказать, попали в собственный двор. Изба, мазанная глиной, на аршин ушедшая в землю, такие же житные ямы, одрины, рига, гумно, чисто прибранная светлица с пшеничным снопом в красном углу и оберегами на полке. Лишь корова отличалась от Желановой. Трёхлеткой обломила рог, да так однорогой и осталась. Юница, ровесница Заринки, молола пшеницу. Старуха, мать Борея, ссыпала муку в короб. Младшая дочурка засмущалась чужих людей, убежала в одрину, выглядывала в щель у неплотно прикрытой двери. Заходила сестра Борея, якобы за закваской для теста, Млава усмехнулась про себя, это что ж за хозяйка, у которой закваска кончилась. Все были приветливы, относились к гостям с полным уважением. Здрав, виновник происходящего, отставил цеп, поклонился в пояс.
Назад в Ольшанку будущих тестя и тёщу отвёз Здрав. Млаве было жаль притомившегося на молотьбе парня, хотела идти пеши, но будущий зять на радостях, что дело ладится, забыл про усталость, подал телегу. Люди добрые, приветливые, работящие, а всё ж чужие. Потому возвращалась Млава домой пригорюнившись. Да и Желан смотрел невесело. Нелегко расставаться с донюшкой. Хоть и понравился Здрав, и сердце радовалось за дочь – экого парубка отхватила, но к радости примешивалась печаль.