Русские генералы 1812 года - стр. 31
На плечах Барклая (как потом и сменившего его Кутузова) лежала колоссальная ответственность. Оба сомневались и мучались, прекрасно понимая, что они противостоят военному гению, не потерпевшему еще ни одного серьезного поражения, что тот способен к самым невероятным тактическим решениям. Барклай прекрасно помнил, что, пока он «топтался» под Рудней и Поречьем, прикидывая, что же ему предпринять, Бонапарт молниеносным фланговым марш-броском возник перед Смоленском. Пришлось снова отступать, опять оставляя на заклание арьергард. Никто не оценил того простого факта, что Барклаю удалось в полном порядке отойти от Немана на сотни километров и не дать численно превосходящему врагу себя разбить. Наоборот, ему удалось потрепать французов в тяжелых арьергардных боях. Соотношение сил начало меняться в пользу России. Слова Ф. В. Ростопчина: «Император России будет грозен в Москве, страшен в Казани и непобедим в Тобольске» начинали сбываться.
Но безмолвное отступление не могло продолжаться: полководческая репутация Барклая не просто покачнулась, ей был нанесен роковой удар.
5 августа (а ведь еще не был сдан врагу Смоленск) Александр I по настоянию Аракчеева, Ермолова и председателя Государственного совета князя Н. И. Салтыкова согласился рассмотреть новую кандидатуру на пост главнокомандующего – Кутузова.
Только под нажимом влиятельных представителей дворянства, от лица которых выступил замещающий военного министра князь Алекс. И. Горчаков 1-й, и очень тяжелой ситуации император после тяжкого трехдневного раздумья все же назначил Кутузова главнокомандующим. Барклай, получивший сообщение об этом из Санкт-Петербурга на марше, с присущей ему стойкостью вынес новое испытание. Под его началом по-прежнему осталась 1-я армия в составе трех самых мощных корпусов генералов Багговута, Остермана-Толстого и Дохтурова.
Российский самодержец так объяснил свое решение в письме к сестре Екатерине Павловне: «Зная этого человека, я вначале противился этому назначению, но когда Ростопчин письмом от 5 августа сообщил мне, что вся Москва желает, чтобы Кутузов командовал армией, находя, что Барклай и Багратион оба неспособны на это, к тому же Барклай делал одну глупость за другой под Смоленском, мне оставалось только уступить единодушному желанию, и я назначил Кутузова. В тех обстоятельствах, в которых мы находимся, я не мог поступить иначе. Я должен был остановить свой выбор на том, на кого указывал общий голос». Самому Барклаю Александр I писал следующее: «Потеря Смоленска произвела огромное впечатление во всей империи. К общему неодобрению нашего плана кампании присоединились еще и упреки, говорили: “Опыт покажет, насколько гибелен этот план, империя находится в неминуемой опасности”, и так как Ваши ошибки, о которых я выше упомянул, были у всех на устах, то меня обвинили в том, что благо Отечества я принес в жертву своему самолюбию, желая поддержать сделанный в Вашем лице выбор. Москва и Петербург единодушно указывали на князя Кутузова как на единственного человека, могущего, по их словам, спасти Отечество. В подтверждение этих доводов говорили, что по старшинству Вы были сравнительно моложе Тормасова, Багратиона и Чичагова; что это обстоятельство вредило успеху военных действий и что это неудобство высокой важности будет вполне устранено с назначением князя Кутузова. Обстоятельства были слишком критические. Впервые столица государства находилась в опасном положении, и мне не оставалось ничего другого, как уступить всеобщему мнению, заставив все-таки предварительно обсудить вопрос за и против в совете, составленном из важнейших сановников империи. Уступив их мнению, я должен был заглушить мое личное чувство».