Русские цари кистью датского художника - стр. 2
В Петербурге ему позировали сам Александр III и императрица Мария Федоровна, а также великие князья Николай, Михаил, Георг, Ксения, Ольга – все дети императорской четы.
Каждого из них художник рисовал отдельно – он хотел передать на полотне личность каждого, подчеркнуть ее своеобразие. К тому же он, несомненно, понимал, что кто-то из изображенных им на картине детей может со временем стать правителем России. И он вновь и вновь, несколько раз заставлял детей позировать ему, добиваясь наилучшего результата – Лауритцу Туксену хотелось выглядеть достойно в глазах будущей истории.
Что же касается их царственного отца, Александра III, то, по воспоминаниям художника, тот только рассмеялся, увидев результат – таким сам он вышел у Туксена огромным, монументальным. Впрочем, "виной" тому была величественность самой фигуры русского императора – он действительно физически возвышался над всеми окружающими, и "спрятать" его было просто невозможно.
Из-за этого и на финальном портрете датского короля Христиана IX и королевы Луизы Александр III невольно превратился в доминирующую фигуру картины – вместе со своей супругой, Марией Федоровной, он словно составляет ее центр, и как бы заставляет стушеваться остальных участников. Впрочем, в данном случае Лауритц Туксен нисколько не погрешил против истины – по свидетельству многих участников "посиделок во Фреденсборге", все так и было – с приездом туда русского императора он волей-неволей становился своего рода "центром", и на голову – в физическом смысле – возвышался над всеми остальными европейскими аристократами.
Во время своего первого приезда в Санкт-Петербург Лауритц Туксен не упустил шанса побывать в Эрмитаже. Ходил он туда не как "праздный гуляка", а в первую очередь как профессиональный художник, остро и подчас благоговейно подмечающий живописные удачи и поиски своих великих предшественников. Коллекция Эрмитажа, начало которой положила Екатерина Великая, произвела на него неизгладимое впечатление. В какой-то момент даже выяснилось, что он больше увлекается посещениями Эрмитажа, чем своей собственной работой.
В то же время его дневники отразили и немало забавных эпизодов, связанных с пребыванием в Петербурге. После небольшого по размерам, уютного Копенгагена русская столица казалась художнику сказочно-огромной, ее бульвары и проспекты – неправдоподобно широкими. Поражало Туксена и количество народа на улицах, особенно в дни праздников. Он признавался, что ничего подобного ранее не видел – Петербург действительно представлялся ему небывалым видением, своего рода "Северной Венецией", чудесно перенесенной в края, где раньше были болота и плоские равнины с чахлой растительностью. И теперь он видел заполненные дворцами острова, проспекты, и снова дворцы и величественные особняки – и все это на фоне Невы и моря. Это не было похоже ни на Данию, ни на любую другую страну Европы.