Русская зима в Вене - стр. 13
– Да. Журналист. А ты откуда?
Я более-менее правдоподобно имитирую процесс курения.
– Из Франции. То есть вообще-то из Сенегала. Приехал в Париж, но работы не нашел, вот перебрался сюда…
Одной затяжкой дворник скуривает сигарету на четверть.
– Я как раз пишу о трудовой миграции. Могу и о тебе написать.
Он качает головой.
– Зачем? Лучше не будет, только хуже. Я когда вас увидел – подумал, что еще один полицейский…
– Еще один? Они что, часто сюда ходят?
– Последний месяц часто. Там человека нашли – без сознания…
Сенегалец показывает рукой куда-то в сторону.
– Да ну?! И что с ним произошло?
На черном лице отражается недоумение.
– Не знаю. Но никакого криминала не было. Не убили, не ограбили. А полицейские все ходят, все расспрашивают…
На место происшествия выходили и Ивлев, и ребята из службы охраны посольства, и Малахов. Всех их, очевидно, сенегалец относит к полиции.
Крохотный окурок летит в только что насыпанный сугроб, дворник опять берется за лопату. И замирает, видя перед лицом… нет, не ствол пистолета, что за глупости! Обычную купюру достоинством в десять евро.
– Покажи мне место, где нашли этого несчастного. Может быть, получится интересная статья. Читатель ведь любит загадки!
Лопата летит вслед за окурком и втыкается в сугроб, как широкое сенегальское копье.
– Пойдемте. У каждого своя работа…
Выглянуло тусклое, как старый пятак, зимнее австрийское солнце. Сразу же послышалось чириканье повеселевших птичек. Мы неспешно движемся по заснеженной аллее, я проваливаюсь по щиколотки в холодную белую вату. В меховых полуботинках становится мокро.
– Почему здесь никто не убирает?..
– Зачем? Само растает…
Вполне знакомый мотив. Судя по всему, очищать эту аллею должен именно мой новый друг.
– Тоже правильно! – одобряю я, чтобы усилить расположение сенегальца. Тот запрокинул голову к солнцу и широко улыбается.
– Как тебя зовут? – спрашиваю я, укрепляя дружбу. Ибо ничто так не располагает человека, как интерес к его делам. Впрочем, из этого правила есть много исключений, но касаются они, в основном, нашей специфичной работы.
– Ифрит.
– Ифрит? Это джинн, который сидел в кувшине?! – вспоминаю я сказку про старика Хоттабыча.
Мой спутник качает головой.
– Не обязательно именно тот. Это имя могучего духа. Оно должно принести счастье…
– Это хорошо… А что для тебя счастье?
Ифрит задумывается, но не надолго.
– Найти хорошую работу, получить вид на жительство, вызвать сюда Маргет и родить с ней десять сыновей.
– Десять?!
– Десять, – убежденно повторяет сенегалец.
«Бедная Вена!» – думаю я. А вслух говорю: