Русская сила графа Соколова - стр. 43

Соколов иронично покачал головой:

– Ах, Отелло Харьковской губернии!

– На почве ревности многие преступления совершаются. Тут прочитал в «Полицейском вестнике» замечательную статью, автор пишет о преступниках «по страсти». Повышенное половое влечение часто толкает на преступления. Помню, у нас в полку… – На мгновение задумался, махнул рукой. – Впрочем, к делу это не относится. О чем говорить? Бродский сам во всем признался. И яд у него нашли. И часы Кугельского. Подлец, одним словом!

Соколов хитро прищурился:

– Стало быть, и ты, Сергей Фролович, был на волоске от смерти?

Сычев выпучил глаза:

– То есть?

– Ты ведь тоже пользуешься у Сарры успехом.

Сычев на мгновение смутился, зачмокал губами, но решил последнюю реплику пропустить мимо ушей. Он лишь с самым глубокомысленным видом повторил:

– История романтическая, да-с! Трудно в нее поверить, но двое свидетелей видели, как Бродский насыпал в пиво Кугельскому белый порошок, а сам после этого быстро ушел из трактира. Несчастный выпил пиво, вскоре начались резкие желудочные боли, изо рта пошла пена и – летальный исход.

Соколов вопросительно поднял бровь:

– Так как же Бродский мог похитить с мертвеца часы, если он ушел прежде, чем Кугельский умер?

Сычев невозмутимо продолжал:

– А может, он часы прежде взял – поносить, а отравил, чтобы не возвращать? Эх, Аполлинарий Николаевич, это такой народец ушлый, что его и не поймешь – пройдохи.

– Скажи, Сергей Фролович, зачем богатому человеку рисковать ради какого-то пустяка – часов?

Сычев помахал пальцем:

– Нет, Аполлинарий Николаевич, не знаете вы этих прохиндеев. Они чем богаче, тем жаднее. И потом, как я заметил – чувство ревности толкает на самые мерзкие поступки, на кровавые.

Соколов усмехнулся:

– Говоришь, двое свидетелей? И фамилии свидетелей – Годлевский и Ярошинский? Так?

Сычев не смутился, напористо ответил:

– Они самые, а что?

– Фигуры очень непристойные. Первый три раза сидел за воровство, второй отбыл семилетнюю каторгу за грабежи.

– Ну и что? У них неприязненных отношений с Бродским не было, их показания заслуживают доверия. Сам Бродский куда отвратительнее их обоих.

Соколов расхохотался:

– Но деньги у него ты не брезговал брать! Не ошибаюсь?

Сычев шумно задышал, раздул щеки:

– Какие деньги? Чтобы я, кавалерийский подполковник, у какого-то торговца стал деньги брать? Никогда!

– Неужто запамятовал? Две тысячи – это большие деньги. И расписочку давал.

Сычев сидел, потупив взор в пол, стиснув зубы. Нервно дернул головой:

– Поклеп, оговор! Это Бродский нарочно сочинил, клеветник позорный.