Русская сага - стр. 32
– Хорошо. Что-нибудь еще сказала? – спросил он через паузу.
– Ах, да-да!.. Она добавила, что вы знаете, как поступают в таких случаях отцы.
– Мгм… Спасибо, Верочка! За мной должок! Я скоро приеду, и мы отметим мой юбилей вместе. Ты, Анна Ильинична и я…
Этот неожиданный разговор с Верой несколько повернул настроение Сергея Дмитриевича. От прежнего меланхолического скепсиса не осталось и следа. Он невольно поймал себя на мысли, что сравнивает ту, былую женщину в его жизни с этой, умеющей быть рядом, ничем не обременяя его привычный ход жизни. «Наверное, это эгоизм…», – усмехнулся Сергей Дмитриевич. Он отодвинул от себя пухлый том отчета только что законченных испытаний агрегатного узла, и откинулся на спинку кресла. Его лицо, ушедшее в тень зеленого абажура настольной лампы, постепенно принимало неопределенное выражение глубокого размышления, какое бывает у человека, погруженного в свое давнее, но не отболевшее …
Он так и не мог понять до сих пор, почему он, так страстно и настойчиво добивавшийся, – нет, ни внимания, ни благосклонности и даже ни любви Наташи, – но полного обладания ею, всем тем, что олицетворяло для него не только высший образ любви, но и плотскую страсть, вскоре мог так жестоко и надолго разувериться в существовании этого чувства. Он еще не совсем отчетливо тогда понимал, что такое – «плотская страсть». Все его инстинкты и мизерные познания этой стороны жизни были связаны только с образом Наташи. Тождество его чувства с ее внешностью приобрело для него неопровержимую абсолютность доказательства истинной любви.
Мать быстро заметила необычность поведения сына. Сергей был слишком непосредственен в проявлении своих эмоций. Она знала эту его отличительную особенность. При всей своей интеллектуальной одаренности, в выражении каких бы то ни было чувств, поглощавших его полностью, он был экзальтирован до крайности. Ироничный скепсис, в котором он находил убежище для своей чувствительной натуры, стал для Сергея своего рода щитом. Но иногда этот щит обнаруживал серьезные прорехи, сквозь которые прорывался весь эмоциональный огонь его переживаний.
Понимая, что в жизни ее Сереженьки случилось что-то неординарное, мать поначалу не спешила тревожить его своими расспросами. Отчужденность и несвойственная ему рассеянность слишком бросалась в глаза, чтобы не заметить, как Сережа переменился в характере. Замкнутость и какая-то оцепенелость стали его постоянным состоянием. Ничего от ее прежнего Сереженьки не осталось. Она не могла понять, что с ним твориться. Ответы невпопад, постоянное пребывание в состоянии ступора, приводили ее в замешательство. Мать теперь часто замечала, как Сережа, сидя за столом, застывал, глядя в одну точку. Мысль о том, что могло скрываться за этими пугающими выключениями сына из привычного течения жизни, повергало ее в состояние нервного стресса. Мать знала, что, несмотря на возраст, Сережа всегда сможет распознать порочные и опасные стороны жизни, с тем, чтобы вовремя обойти их стороной. Но эта затяжная смута, творившаяся в душе сына, по прошествии нескольких месяцев, в конце концов, толкнула ее к вынужденным расспросам.