Русская революция. Политэкономия истории - стр. 59
И Петербург уже с середины 1916 г., отмечал вл. кн. Александр Михайлович, наполнился слухами: ««Правда ли, что царь запил?», «А вы слышали, что государя пользует какой-то бурят, и он прописал ему… лекарство, которое разрушает мозг?», «Известно ли вам, что Штюрмер, которого поставили во главе нашего правительства, регулярно общается с германскими агентами в Стокгольме?»… И никогда ни одного вопроса об армии! И ни слова радости о победе Брусилова! Ничего, кроме лжи и сплетен, выдаваемых за истину только потому, что их распускают высшие придворные чины»[410].
«Недовольство, – воспоминал ген. Ю. Ломоносов, – было направлено почти исключительно против царя и особенно царицы. В штабах и в Ставке царицу ругали нещадно, поговаривали не только о ее заточении, но даже о низложении Николая. Говорили об этом даже за генеральскими столами. Но всегда, при всех разговорах этого рода, наиболее вероятным исходом казалась революция чисто дворцовая, вроде убийства Павла»[411].
Поводом для роста недовольства стали слухи, основанные на немецком происхождение императрицы и премьер-министра. Уже с средины 1916 г. «высшие сферы и, прежде всего, императрицу Александру Федоровну, а под ее влиянием и правительство, стали подозревать в желании заключить сепаратный мир с Германией. Эта тема, – отмечал Н. Покровский, – была настолько популярна, что в большинстве общественных кругов не вызывала даже никакого сомнения. Таким образом, единственный тормоз для подготовки революционного движения – чувство патриотизма – не только устранили, но даже обращали на пользу подготовлявшегося движения»[412].
Для дискредитации власти «даже в центральных учреждениях, – по словам начальника петроградского охранного отделения К. Глобачева, – старались создать недовольство и оппозицию против существующего порядка. Было использовано все: ложные слухи, клевета в печати, тяжелые экономические условия, воздействие на рабочие массы, подпольное революционное движение, раздоры среди членов правительства, личные интриги и т. п. Словом, все средства были пущены в ход для создания революционной атмосферы, для того, чтобы ни одного защитника старого порядка не нашлось, когда будет поднято знамя восстания в пользу руководящего революционного центра»[413].
Один из примеров, распространения подобного рода слухов, приводил плк. Н. Балабин: «Объезжая в 1916 г. войсковые части в качестве главноуполномоченного Красного Креста, Гучков в интимной беседе со мной в штабе дивизии высказывал мне серьезные опасения за исход войны. Мы единодушно приходили к выводу, что неумелое оперативное руководство армией, назначение на высшие командные должности бездарных царедворцев, наконец, двусмысленное поведение царицы Александры, направленное к сепаратному миру с Германией, может закончиться военной катастрофой и новой революцией, которая, на наш взгляд, грозила гибелью государству. Мы считали, что выходом из положения мог бы быть дворцовый переворот: у Николая нужно силой вырвать отречение от престола». Учитывая дальнейшую судьбу Балабина, – отмечал Н. Яковлев, – летом 1917 года при Временном правительстве он был начальником штаба Петроградского военного округа, – это признание существенно