Русская революция. Политэкономия истории - стр. 18
«В конце концов, от всех начинаний Столыпина, – отмечал Крыжановский, – осталось и прошло в жизнь только одно… законы о землеустройстве»[127]. Но даже эту, как ее назвал Т. Шанин, ««революцией сверху» не поддерживал ни один крупный общественный класс, ни одна партия или общественная организация. Поэтому кажется невероятным, – замечал Шанин, – как мог Столыпин, располагая столь ничтожной поддержкой, замахиваться на столь коренные социальные преобразования»[128].
И правых и левых объединяла одна слепая ненависть к Столыпину. «Одно появление Столыпина на трибуне (Думы), – вспоминала А. Тыркова-Вильямс, – сразу вызывало кипение враждебных чувств, отметало всякую возможность соглашения. Его решительность, уверенность в правоте правительственной политики бесили оппозицию, которая привыкла считать себя всегда правой, а правительство всегда виноватым»[129]. «Слева, – подтверждал Деникин, – Столыпина считали реакционером, справа – опасным революционером»[130]. По мнению правых, Столыпин превратился в диктатора[131]. Отношение правых к премьеру наглядно передавали слова видного монархиста Л. Тихомирова: «Это – полное подчинение Столыпину самого монарха… Конечно, наряду с рабским страхом перед проскрипциями, кипит жгучая ненависть…»[132].
Против Столыпина и его реформ выступали все: националисты и монархисты, либералы и социалисты, крестьяне и церковь, бюрократия и аристократы. С. Витте, уже со стороны наблюдавший за развитием событий, описывал их следующим образом: «17 октября 1905 г. законодательным учреждениям был дан достаточный контроль над действиями администрации. Тем не менее, ныне, через семь лет, в России не только нет гражданской свободы, но даже эта свобода, которая существовала до 1905 г., умалена административным произволом, который в последнее пятидесятилетие никогда так беззастенчиво не проявлялся.
Причиной такому положению вещей следующие обстоятельства: 1) полнейшая политическая бестактность и близорукость не только крайних революционных партий, но и почти всех либеральных партий того времени; они точно сорвались с цепи и, вместо того чтобы считаться с действительностью, обалдели; 2) так как новый строй, конечно, был не по шерсти верхам, то начала образовываться реакция, находившая себе покровительство наверху, – реакция, в своих правых флангах явившаяся столь же безумной и нахальной, как левые фланги революционно-либеральных партий; 3) правительство Столыпина, «для которого решительно все равно, будет ли конституция или неограниченный абсолютизм, лишь бы составить карьеру», которое на словах «мы за свободу», а на деле, благо это возможно и выгодно, «за полнейший полицейский произвол»