Русская фантастика – 2017. Том 2 (сборник) - стр. 35

«Что?» – тревожно спросила Алмазная.

«Разве можно уйти к человеку с такой тяжелой челюстью?»

«Сайн орой. О чем ты? Что ты говоришь?» – изумилась Алмазная.

Конечно, я ответил. Зачем мне скрывать? Этот доисторический проконсул…

Алмазная изумилась еще больше, и меня снова кольнула боль. Ну, ладно, не к проконсулу, я ошибся. Проконсул, конечно, не имеет никакого отношения к Алмазной, но тогда кто? Я смотрел на пенсеров, столпившихся вокруг игровой площадки. Тууний унаж хаах. Пел Одиссей – крепкий, хромой. Седые дреды, фиолетовое тату на голом сильном плече. Цэвэр морон. Такой Одиссей годами бродит по свету, а Пенелопа ждет. И ты будешь ждать меня, Алмазная.

«Значит, с нами за столиком сидел не Счастливчик?»

«Боюсь, Счастливчик не захотел бы разговаривать с тобой».

Я не стал спрашивать, почему. С искусства все начинается, искусством все кончается. Конечно, Счастливчик знал обо мне, ему нужен был спутник. Никто не хотел идти с пенсером Счастливчиком в пустыню, уже отмеченную двенадцатью трупами. Нагчу, Цайдам, Анси, Юм-Бейсэ, Ургу, Кяхту. Я отсчитывал в обратном порядке. Так альпинисты проверяют себя на большой высоте. В кислородной маске мыслишь дефектно, поэтому приходится следить за собой. На высоте семи тысяч метров начинай считать про себя – от сотни до нуля, не пропускай ни одной цифры. Обычно уже после девяносто трех возникает смутное беспокойство, ты начинаешь сбиваться.

Через Синин, Алашань, Ургу, Кяхту…

Потом через Кяхту, Ургу, Алашань, Синин…

«Когда у Счастливчика день рождения?» – спросил я.

Алмазная опустила глаза: «Через три недели».

«Почему он так затянул с выходом?»

«Он не мог идти один, а тебя я искала долго».

Алмазная снова смотрела на меня холодно. Она не стала объяснять, почему искала меня долго, может, не хотела. Я вдруг стал ей неинтересен. Но потомков Николая Ири-старшего все равно должно было быть четверо, а с ним самим – пять.

Одного не хватало, а такое не заканчивается на полпути.

«Помнишь? – спросил я так же негромко, как она. – Мы не раз вытаскивали с тобой пенсов из пропастей, снимали с каменных стен. Там были дрожащие, плачущие, даже стонущие пенсы, они теряли последние силы, хватались за нас скрюченными старческими пальцами, но это был не страх, правда? Они просто ненавидели свою вдруг возвращающуюся немощь».

Никто не уходит так далеко, как тот, кто не знает, куда идет.

Время – цак, говорят монголы. Дорога – дзам. Зачем мне это?

Я чувствовал себя заблудившимся. Я вдруг перестал понимать «теток».

Никто еще не вышел в путь и верблюды ревут в загонах, а я уже заблудился.