Русская фантастика 2015 - стр. 69
– Да.
– Ваш персонаж пел в рок-группе?
– Нет.
– Ваш персонаж живет в лесу?
– Частично.
– Я думаю это… Белоснежка.
– Нет.
– Играем еще?
– Да.
– У вашего персонажа есть ребенок?
– Да.
– Ваш персонаж жил давным-давно?
– Да.
– Ваш персонаж герой греческих мифов?
– Нет.
– Ваш персонаж жил в Индии?
– Да.
– Я думаю, это… Драупади, жена братьев Пандавов.
– Нет.
– Поздравляю Вас, Анна. Вы обыграли меня! Обожаю играть с Вами!
Победа не приносит мне удовлетворения. Я победила за счет эрудиции: нашла имя, которое не знал программист «Акинатора». Но я узнала его по чистой случайности. Это Шакунтала – героиня пьесы, в которой играет Катя. Возможно, это вполне честная игра, но всё равно для написания программы, угадывающей ход мыслей большинства людей, требуется более изощренный интеллект, чем для нахождения редких диковинок. Я по-прежнему не имею представления о том, какой алгоритм использовали авторы «Акинатора», не говоря уже о том, чтобы написать его самой. Что возвращает меня к Лизе и к ее ультиматуму: либо ее собственная индивидуальность, индивидуальный стиль мышления, либо – ничто. Бессознательность. Она была не согласна не только превратиться в «собаку, лошадь, мышь», чтобы жить, но даже стать немного другой.
Покончить с собой она не захотела: возможно, было слишком страшно, возможно, она пожалела свое «биологическое эго», оно ведь тоже существует, обладает эмоциями, кое-каким сознанием и желаниями.
Она выбрала иной путь: зашла на нелегальный сайт, посвященный психоактивным наркотикам, и отыскала рецепт, решивший ее проблему быстро и радикально. Возможно, она выбрала именно «Взломщика» потому, что ингредиенты были ей доступны. Ретилан она стащила у Маши. Поэтому Маша и демонстрировала при встрече симптомы декомпенсации СДВГ: ей, видимо, пришлось сесть на половинную дозу, чтобы растянуть препарат до следующего рецепта невролога. Инидиан купила в аптеке. Отправилась на дачу к Тамаре и там… прекратила «стучаться в ворота утраченного разума».
Моя первая реакция: «Какая глупость!»
Но… может ли кукла судить о ценностях людей и о том, что они теряют, становясь куклами? Может ли «демон Франкенштейна» понять мотивы «детей природы»?
Среди чтецов нет здоровых. Тордис Бергсдоттир ослепла, получив удар по затылку от отца-алкоголика. У Роберта Хикару была гидроцефалия – водянка головного мозга. У Олега Стрижова – тяжелая родовая травма и детский церебральный паралич. А мы с Ликой родились, сросшись головами.
Нам повезло: мы еще не ведали, что у нас есть какая-то память и личность, и за нас выбирали родители. После разделения хирурги провели нейропластику. Лике понадобилось совсем немного нейронов, мне – побольше. Пересаженные нейроны, разрастаясь и выстраивая свои сети, порой находят такие соединения, которые никогда не формируются при нормальном развитии. Так я стала чтецом. Искусственным человеком, которого не могло быть, если бы мои родители принадлежали к «людям старых традиций» и подчинялись «воле природы». Нам было в тот момент около двух лет – слишком малы, чтобы что-то помнить. Может быть, и была когда-то «другая девочка», «другая Аня» и, соответственно, «другая Лика», но их уже нет. Растворились. Поглощены. Приняла бы я подобное решение, если бы могла выбирать? Да, безусловно. Я-взрослая и Я-такая-как-Я-есть просто не могу решить по-другому. Мой опыт неизбежно приводит к этому. Но согласилась бы со мной Я-изначальная? Чисто умозрительное предположение. Я не могу вообразить, какой бы я стала без подсадки нейронов.