Русская эмиграция в Сербии XX–XXI вв. - стр. 12
И все же русские старались как-то устроиться. Конечно, хорошо было тем, кто уехал из России с капиталом. Например, одним из самых богатых русских слыл москвич Василий К. Исаев, владевший, как и ранее в Москве, ювелирной мастерской в Белграде и виллой в Дубровнике, куда переселился в 1941 г.[41]
Без «капиталов» было труднее. Особенно тяжело было офицерам, осваивавшим нередко новое ремесло, и хорошо, если оно не связано с ношением швейцарской ливреи, а со слесарным делом. И шли в «мастера по металлу».
В столичной рекламе можно было прочесть: «Галлиполийская мастерская Белградского отделения общества галлиполийцев выполняет следующие работы:
1. СЛЕСАРНЫЕ: Изготовление и ремонт слесарных и легкокузнечных изделий (железных кроватей, умывальников, замков, ключей, ножей, ножниц и проч.)
2. СПЕЦИАЛЬНЫХ ПОЧИНОК “ПРИМУСОВ” всех систем.
3. ЖЕСТЯНЫЕ: Приготовление жестяной посуды, ремонт жестяной эмалированной и медной посуды (чайники, ведра, кофейники, миски, тазы, кастрюли, самовары).
4. ПОЛУДА МЕДНОЙ ПОСУДЫ.
5. ЛИТЕЙНЫЕ: Прием заказов на изготовление военных заказов (полковых, училищных, вензелей, трафаретов и проч. и выпуск таковых, Георгиевские кресты 1–4 степеней, знаки Кубанского похода, знак Бредовского похода, Знак Дроздовского похода, Знак Екатеринославского похода, Знак Николаевского кавалерийского училища, розетки гусарские, знаки саперные, кокарды офицерские и гражданские, звезды на погонах, Образ Спасителя (шейный), пуговицы русские с орлами, ленты шелковые, георгиевские и национальные»[42].
Отличительные черты красной Москвы первых лет – удостоверения и семечки, а монархического русского Белграда, города «вождей» – знаки и прочие отличия. Грустно замечу, что «связь» с Россией шла и через ордена, кресты, медали, гусарские ментики и кокарды… В то же время все это одним помогало держать себя, не опускаться, чувствовать себя еще способным пойти освобождать Родину от «красной нечисти». Для других это было уже бутафорией, «мусором», памятью «в дальнем ящике буфета». Добавлю, что большая часть руской эмиграции, по наблюдению одного из современников, была «февралистами»[43], сторонниками первой революции.
Определенная неспособность многих эмигрантов к новым условиям жизни, объяснялась не только чисто объективными, но и субъективными причинами. Прежде всего, это извечные «авось» да «небось», откуда, в частности, проистекало нежелание учить язык. Для многих свою роль играли возраст, ломка привычного уклада жизни.
В письме русского дипломата В. Н. Штрандмана от 1 сентября 1936 г. принцу-регенту Павлу говорилось: «Министерство внутренних дел, за весьма редкими исключениями, отказывается принимать эмигрантов в югославское подданство, что лишает их права искать заработок даже на иностранных предприятиях, которым предлагается оказывать строгое предпочтение национальным рабочим <…> Уже сейчас имеются весьма тяжелые случаи, например, отказ принимать на работу русских только потому, что они русские <…> Число погибающих русских, умирающих вследствие острого недоедания, с каждым днем увеличивается, а зачастую имеются случаи, когда люди доходят до полного отчаяния»