Rusкая чурка - стр. 74
А может, это иллюзия, Сашины домыслы. Он развернулся и, не закрывая дверь, зашагал к лестнице. На душе почему-то стало как-то погано. Он не хотел анализировать и думать почему. Все было очевидно… Вспомнил, что проснулся от похмелья. Это спасло. Он спустился вниз, открыл холодильник, достал не допитую вчера бутылку водки, пару соленых огурцов и тарелку с холодным, покрывшимся белым жиром, уже совсем не таким аппетитным, как вчера, мясом. Поставил тарелку в микроволновку. Через две минуты выключил. Мясо опять, притворяясь молодым и свежим, шипело и пенилось прозрачным жиром. Налил полстакана холодной серебристой водки. Одним махом выпил. Закусил огурцом. Немного подождал, выдохнул. Нанизал вилкой кусок горячей мягкой говядины. Обжигаясь, съел. Стала исчезать проклятая муть в глазах. Наконец-то смог проглотить сухой комок, стоявший в горле с момента пробуждения. Налил еще, чокнулся в одиночестве с бутылкой. Хотел выпить, услышал легкое шарканье ног. Кто-то спускался. Шел к нему. Он не ошибся. Повернулся. Пред ним стояла Алина.
Небрежно, второпях одетая. Волосы не расчесаны. Расстегнутая ниже груди рубаха. Как всегда без лифчика. Правая часть рубахи заправлена в рваные модные джинсы, левая навыпуск. Мужские тапочки на босу ногу.
– И мне налей.
– Тоже рад тебя видеть.
– Осуждаешь?
– Мы не в церкви, я не священник.
– Аминь.
– Твое здоровье.
Саша, не чокаясь с Алиной, первый выпил. Она последовала за ним. Он пододвинул к ней тарелку с мясом. Достал вилку. Опять встал, открыл зашумевший вдруг старый белый холодильник «Стинол». Достал еще огурчиков, нарезал их аккуратными ровными кружочками. Нашел в холодильнике тарелку со вчерашним сыром. Щелкнул электрический чайник. Поставил на стол две большие белые керамические кружки, коробку с кусковым сахаром. Две чайные ложечки. Чай не нашел. Достал банку кофе «Нескафе голд» с синенькой крышкой. Без кофеина. Обрадовался. Он дома в последнее время тоже пьет такой, чтобы лучше спать. Насыпал в каждую чашку по две полных чайных ложки кофе. Положил по два куска сахара. Залил кипящей, парящей в прохладе утра водой. Пододвинул одну кружку Алине. Разлил опять по стаканам уже потеплевшую водку. Алина молча, с нетерпением смотрела на него. Саше не хотелось ругани, разборок в доме друга, да еще в восьмом часу утра, с похмелья, с чужой, малознакомой, вновь показавшей себя с не самой лучшей моральной стороны, молодой, чертовски красивой женщиной.
«Морально, аморально, хрень какая-то. Но, хороша, ничего не скажешь, особенно когда молчит, – зудела в голове по-ганенькая мыслишка. – Вот и пусть молчит, и ты молчи. Пей и молчи».