Rusкая чурка - стр. 65
Загуляло по небольшой поселковой улице, отдаваясь эхом где-то в ближайшем лесочке, что вызвало еще больший восторг и удивление приехавших. Больше всех старалась Аня Большая, выпятив вперед немаленькую, еще и раззудевшуюся и раздувшуюся от свежего воздуха грудь и растопырив руки так, как в ее понимании делал, ну, например, какой-нибудь там… Шаляпин. Грудные низы красиво и очень как-то тепло поддерживала Алина. А на верхах порхала и выводила трели, словно подмосковная соловушка, почти дипломированная вокалистка Ксюша. Получалось довольно внушительно, но не совсем корректно. Потому что они стояли еще на дороге, по эту сторону забора, на общественной территории. Вот как пройдешь еще пять метров, зайдешь внутрь двора, по ту сторону забора, на территорию, можно сказать, частной собственности, там хоть заорись, завизжись, запойся. Никто тебе слова не скажет. Имеешь право. Причем частнособственническое. А тут неудобно – всем мешаешь, спать не даешь в три часа дня. Руками машешь на общей территории. Соблюдайте, порядок, товари… Какие еще товари… твари. Господа! Где вы в коттеджах товарищей видели?! В общем, коттедж коттеджу не товарищ, а господин и волк родной… фимковский…
– Тихо, тихо, народ перепугаете. Вот бы так на концертах пели, халтурщицы, – любуясь девчонками, ласково докопался продюсер.
Вышел Леша, уставший, в спортивном костюме, и со словами: «Че разорались-то, гости дорогие, заходите» открыл ворота. Пригласил гостей в дом. Выгрузили продукты. Побежали кто в беседку, кто в дом, в «удобства».
Леша стал разводить огонь в мангале, набрав мелких щепочек и подложив под них скомканные старые газеты. Углем решили не пользоваться. Саша попросился колоть дрова, почувствовав прилив сил и энергии. Свежий воздух и присутствие молодых красивых девчонок бодрили, вселяли какую-то уверенность и силу. Даже спокойный Леша, разведя огонь, не сдержался, смеясь и краем глаза поглядывая на Алину, отобрал у Глынина топор и, раздевшись по пояс, стал, играя бицепсами, колоть сухие березовые чурки, почему-то повторяя при этом:
– Раз чурка, два чурка, три… четыре…
Алина, восторженно глядя на вспотевшего, раскрасневшегося Алексея, на его напрягающиеся, как бы играючи перекатывающиеся волнами по животу и рукам мышцы, радостно хлопала в ладоши и как заведенная повторяла:
– Два чурка, три чурка, четыре… – желчная змеиная улыбка зло искривила ее вытянувшиеся губы.
Она тоже немного раскраснелась, легкий румянец покрыл ее бледные молочные щеки. Глаза засветились, заблестели, покрылись глянцем и стали, как оживший вдруг мертвый атомный реактор, излучать пусть невидимую, но реально ощутимую смертоносную энергию. Она, схватив большой разделочный кухонный нож, барабанила им по деревянному столу и с каким-то наслаждением приговаривала: