Rusкая чурка - стр. 2
Да, я не сказал, она была достаточно молода, ей было двадцать три года от роду, двадцать один из которых она провела в знойных «долинах Дагестана», где в лихие девяностые годы прошлого столетия, пришедшиеся на ее детство и юность, активно, широкими взмахами сеятеля с серебряного полтинника тридцатых годов, бросались в подготовленную, благодатную почву отборные семена мусульманского экстремизма и ваххабизма. У нее были большие красивые, почти черные, глаза – глазищи освобожденной женщины Востока (на Кавказе тоже живут восточные женщины), в которых всегда играл какой-то веселый огонек, скакал невидимый чертенок, прикидывающийся иногда солнечным зайчиком, а иногда, когда его злили, грозовым южным небом с громом и молниями. Эти глаза смеялись над всем, что видели, и в то же время ненасытно притягивали к себе, манили, обволакивали, отдавались вам… В народе нашем такой милый взгляд исстари называют по-доброму – «блядским» и, осуждая само это явление (хотя вряд ли…), всегда стараются поймать этот взгляд, остановить его на себе (ну, по крайней мере, мужская половина, да и, как оказалось в последнее время, огромная часть прекрасных созданий тоже)…
У нее была удивительная способность смотреть на вас, практически не мигая. Она смотрела, как змея, королевская кобра, только не покачивалась из стороны в сторону, если, конечно, была трезвая. Когда она смотрела в упор своими темными глазищами, то зрачки ее сжимались в маленькие черные точки, и казалось, что вместо них высовывалась вороненая сталь стволов двух снайперских винтовок с глушителями… Все вокруг смеялось, а в глубине, в том самом пресловутом омуте глаз, была спокойная уверенность и неотвратимость, какая бывает у наемных убийц в момент честного выполнения ими поставленной боевой задачи… Видимо, в небесной армии тоже перевооружение, и амуры, побросав свои луки со стрелами, взялись за более серьезное оружие. Да и задачи небесной канцелярии, похоже, тоже изменились…
Кроме красивой мордашки с большущими глазами и иссиня-черных вьющихся жестких волос у нее была длинная и гордая, как у Нефертити (с советских картинок и чеканок), шея, опять же длинные (извините за повторение, но в данном случае оно приятно), в меру накачанные, стройные, даже грациозные, ноги. В таких случаях принято говорить, ноги от ушей. И я бы так сказал. Забавно, да?.. Но ушей ее не было видно за ощетинившейся гривой длинных, но курчавых волос. Так что ноги росли откуда-то из волос. Вот так, хорошо сказал! Хотя, если представить себе такое чудовище… Но уши на длинных ногах – еще смешнее. Учитесь мыслить образами, господа! Но я отвлекся… Из-за этих ног, волос, шеи она во время бега или быстрых танцев (я не сказал, она хорошо пела и танцевала) чем-то невольно напоминала молодую строптивую необъезженную кобылицу. И все это вырастало, цвело и рвалось наружу из спортивного, с не очень тонкой талией, но зато с легко просвечивающими квадратиками пресса, гладкого загорелого тела. Причем загорелого равномерно, без белых полосок на плечах и белых треугольничков в других, более романтических и жарких, как летняя погода в Дагестане, местах.