Рукотворный рай - стр. 16

–Эй, дурень, ты тут? – воскликнула тихо Катя.

Мальчик закопошился:

–Катя, вы скоро, я замерз – жалостно ответил Егорка.

–Сиди, – она ушла за вторым мешком. Вернувшись с теткой, махнула Егорке рукой.

–Идем, что сидишь? – и поманила его за собой, – идем дурак.

Тетка взвалила на плечи мешок, он показался ей тяжелым, тогда она его сбросила, и прошептала Кате так, чтобы идущий впереди Егорка не слышал их болтовни.

–Тяжелы мешки, а давай-ка этого, малого загрузим, а то идет, пустой, иш, выискался, кормить его за какой черт? – Катя удивилась тому, что она сразу не догадалась об этом.

–Так он не унесет, маленький, – сказала она, взглянув на тетку.

–Унесет, а мы с тобой один понесем вдвоем, – ухмыльнулась баба.

–Егор, а ну-ка иди сюда, – мальчик подошел, – а ну-ка, держи! – ему взвалили на плечи мешок, под грузом которого он чуть было не упал, но он выстоял, и пошатываясь, боясь в раскачку побрел вперед, подгоняемый страхом.

–Тяжелый! – он хотел было скинуть, но Катя его остановила.

–Кому говорят, неси! Я тебя здесь брошу, дурака, одного! Матери все расскажу, быстро взял! – она замахнулась на Егорку, но не ударила, оголив злобно зубы, тот заплакал, но понес мешок, шатаясь.

–Так-то, – она улыбнулась.

У мальчика текли слезы.

Сестра и тетка схватили один мешок и обогнали мальчика, который, теряя силы с каждым пройденным метром, плакал все сильнее, свалил мешок на землю и стал тащить его, с упорством, с яростью.

Наступило утро. Идущие вперед Егорки родственники давно скрылись за горизонтом, сколько не кричал им мальчик, сколько не звал и умолял, они не подождали. Оставалось несколько километров до деревни.

Егорка устал, его руки отсохли окончательно, а мешок казался непосильной ношей. Но это его не остановило, им двигал страх, заставляя идти вперед. Он по-настоящему боялся остаться один, без сестры, без старшего и более опытного надзирателя, он боялся сбиться с дороги, волков, криков птиц, рассвета, ему не хотелось спать, испуг терзал его и он нес вою ношу с большим остервенением, он охрип от тихого плача, слезы пересохли и больше не текли.

Протаскивая мешок по десять метров, мальчик отдыхал, затем вновь протаскивал, и так, за несколько часов, выбившись из сил окончательно, измучившись, голодный, но согревшийся непосильным трудом, он добрался почти до самого дома тетки, но упал, споткнувшись, разбил себе нос, утёр кровь и поднялся. Руки его тряслись от холода и усталости.

Пройдя вдоль упавшего забора, постучал в дверь, казалось его ждали, вновь скрип, вновь острый нос бабы показался на улице.