Рукопись из Тибета - стр. 31
И тут меня осенило. Исполнить «Малую землю»! Была такая песня, написанная по спецзаказу четырнадцать лет спустя композиторшей Пахмутовой на слова поэта Добронравова. В 1943 году Брежнев был начальником политотдела армии на Малой земле и, помнится, высоко оценил песню.
Данный ход мне показался безошибочным, поскольку тут я действительно мог произвести впечатление. Это тебе не какая-то там теория Капабланки. Все мои составляющие решение одобрили. Кроме прокурорской.
– Сие есть мошенничество, – изрекла она. – Присвоить чужое произведение.
Остальные на нее зашикали, внутри чуть захрипело. Не иначе, придавили.
Я демонстрировал свой талант последним. По принципу «не лезь в герои, пока не позовут», усвоенному за последние двадцать лет жизни в демократической России.
– Песня «Малая Земля»! – встал и четко доложил я, когда уставший от талантов Леонид Ильич, вяло поинтересовался, что я имею сказать, а Громыко тайком зевнул, поглядывая на часы. Видать куда-то торопился.
– Вот как? – чуть оживился Генсек. – А ну давай, парень, исполни.
Я шустро извлек из футляра блестевший перламутром инструмент, надел на плечи ремни и нажал оркестровый регистр. Для большего впечатления.
– Музыка моя! Слова тоже мои! – сбрехал я. – Исполняет Никита Волобуев!
Потом выдал вступительные аккорды – баян звучал как оркестр – и голосом Магомаева затянул:
– старательно выводил я, отмечая реакцию главных слушателей. В глазах бывшего политотдельца возник неподдельный интерес, его окружение косилось на Брежнева и тоже внимало.
«Так, вроде процесс пошел», – подумал я и выдал второй куплет. С надрывом.
Судя по всему, патетика передавалась старшему поколению, поскольку некоторые из сановников подтянулись и сделали героические лица.
Последние два куплета я выдал на максимальном творческом подъеме. Правда, в конце сорвался на фальцет, но это не сказалось на общем впечатлении от шедевра. Будущий генералиссимус и четырежды Герой даже прослезился, а его свита стала перешептываться, одобрительно кивая головами.
– Дай я тебя поцелую, композитор, – прочувствовано сказал Леонид Ильич, после чего встал с кресла, подошел вплотную и облобызал меня в обе щеки. Пахнуло коньяком и хорошим одеколоном.
– Вот это талант! – полуобернулся к соратникам. И сказал одному, в роговых очках: – Дмитрий Федорович, надо бы определить парня в оркестр Александрова.