Руки прочь, профессор - стр. 22
– Где лежит мать? – Вовчик переходит на откровенное шипение. – Я тебя в последний раз спрашиваю, Катя.
– Извините, – от резкого холодного голоса сзади и над нами вздрагиваем мы оба. Даже я, обмирая от страха и предвкушения пиздеца, не смотрела туда, смотрела на злющую рожу мудо-братца.
Ройх стоит в двух шагах от Вовчика, скрестив руки на груди. Глаза леденющие, скальп на лету срезающие.
Господи, а его-то как сюда принесло?
И почему именно его, блин, опять?!
– Слышь, мужик, не лезь не в свое дело, – мирным, но угрожающим голосом советует Вовчик, – это моя сестра. У нас тут семейные вопросы решаются.
Попутно мне сжимает руку – такой четкий намек: “Вякнешь – втрое опиздюлишься”.
Я даже глаз поднять не могу. Как омертвела вся.
– Да мне похер, кто ты там, мальчик, – скучающе комментирует Ройх, – но если ты от неё клешни свои не уберешь, челюсть с асфальта собирать будешь.
Господи, что угодно мог сказать ведь.
Что он мой препод, что вызвал полицию, или что сейчас охрана подойдет.
Почему сказал это?
Да еще и пальцами медленно перебирает. На той руке, которую вчера от Вовкиного кредитора расхерачил.
Пальцы Вовчика с такой злобой стискиваются на моей руке – я почти уверена, что сейчас кость под ними лопнет. А потом он резко сплевывает и шагает в сторону.
– Ебнутые вы тут все какие-то, – роняет напоследок и бочком-бочком протискивается мимо Ройха. Сваливает прочь.
А я…
А у меня подгибаются ноги. И в глазах резко темнеет. Сил моих больше нет. Кончились.
Прихожу в себя от неприятного, аммиачного запаха, ввинчивающегося мне в мозг с настырностью самореза. Противно. Пытаюсь как-то увернуться от этого запаха, но чьи-то безжалостные пальцы пихают пропахший нашатырем тампон. Снова. И снова. И снова.
Особенно раздражающим оказывается неприятный подрагивающий голос, который при более детальном ознакомлении оказывается голосом не кого-нибудь, а Женьки Сергиенко. Нервничающего. И перескакивающего с одного на другое.
– А он точно в полицию не заявит? Мне он сразу не понравился. Я думал, парень Катин, а вы говорите – брат…
– Ну, не папа римский, и слава богу, – голос Ройха над моей головой оказывается эффективнее нашатыря. Ну, точнее – это мне так сперва кажется. Я вздрагиваю, вскакиваю на ноги, а потом меня так резко бросает в жар, что я с трудом не падаю обратно.
– Господи, Иванова, да уймись ты уже наконец, – минуту назад спокойный, обращаясь ко мне, Ройх будто теряет весь этот свой дзен, возвращаясь к своему исходному раздраженному состоянию. Тяжелая ладонь падает на мое плечо, заставляет приземлиться обратно. Я … Даже не протестую. Сквозь круговерть темных и цветных пятен особо даже не получается понять, куда бежать.