Руки, полные бури - стр. 47
Кронос слишком боялся детей и запер их, надеясь, что они сдохнут или лишатся разума, превратившись в первозданных духов, наделённых одними инстинктами.
Может, когда-то те духи, что сейчас стали псами Сета, были запертыми богами, но сошли с ума.
Гадес почти не помнил, да и не хотел помнить. Только тепло тел младших братьев, как он согревал их собственным дыханием и говорил с ними, чтобы не забыть о том, кто они такие.
И точно Гадес не забудет, как яростно Зевс шептал: «Мы отсюда выберемся!». Тогда у него получилось. Таким Зевса не знал никто из нынешних богов, но Гадес помнил дрожащего, но решительного брата. Он действительно смог сбежать, а потом вернулся за ними и поднял богов против отца.
Дверь распахнулась, громко хлопнув о стену, и Зевс выпрямился на диване, с возмущением глядя на вошедшего. Уже открыл рот, чтобы высказать всё, что думает по поводу подобного вторжения.
Но это был Сет. И он плевать хотел на мнение Зевса.
По выражению его лица Гадес сразу понял: что-то не так. Сет решительно подошёл, не отнимая от уха телефонную трубку. Посмотрел на Гадеса:
– Это Амон. Инпу плохо, и он что-то говорит о мертвецах. Чужих мертвецах.
Даже без включенной на телефоне громкой связи Гадес услышал вопль боли. Сет в этот момент выглядел готовым в тот же миг сорваться и нестись домой, но через мгновение его собственный взгляд остекленел. Гадес ощутил всколыхнувшуюся, промозглую силу Осириса, часть которой всё еще оставалась у Сета.
Гадес перехватил недоуменный взгляд Зевса, но потом ему стало ни до чего. Он сам согнулся, захрипев от боли, и понял, о чем говорил Анубис.
Сквозь Гадеса проходили мертвецы, сотни и тысячи мертвецов, но они не были его. Чужие мертвецы, которые устремились в Подземный мир. Наверное, это разрывало бы болью, но Гадес ощущал поддержку Персефоны, её мягкую силу, пахнущую цветами и землёй. Успокаивающую, сглаживающую острые кости, царапающие изнутри чужими мертвецами.
Когда воздух перед ней сгустился, Хель подняла голову. Никто не смог бы пройти сквозь новую защиту. Никто, кроме её брата. Они притягивались друг к другу – несмотря ни на что.
Ёрмунганд был высоким и тонким. Его лицо выражало сочувствие.
– Не так я думал снова встретиться с тобой, сестра.
Трое детей, которые в собственном пантеоне считались слишком близкими к чудовищам. Неуправляемые, тёмные. Другие боги их не понимали.
Ёрмунганд был единственным, кого признали монстром. Его погрузили в сон, и это стало последней каплей, после которой Хель и Фенрир возненавидели тот пантеон, к которому принадлежали.