Руки оторву! - стр. 31
Все примолкли, слышно было, как трещат дрова в костре. Жеребцов сказал:
– Ночью они не нападут. Если утром придет к кубаям подмога, мы должны услышать. Длинные уши слушают степь? Или мне послать своих?
– О, не беспокойся, Серп Гнева, ни один кубай не ходит полить ковыль без нашего ведома, правда, надо признать, и они не новички и знают о вашем прибытии, – отозвался Улдус, – наши воины не снимают брони и не складывают оружие, кони стоят под седлом. Местные хотят отомстить, а мы заслужили их жажду крови, поэтому сон вполглаза – малая плата за вытоптанные стоянки, которые не разоряли ни мой бунчук, ни Ак-акча. Чего нельзя сказать о бойцах султанчи…
– Я знаю, Василий и его воины сделаны из железа, – поспешил Азамат сменить неприятную для него тему, – но и сталь нуждается в покое, особенно после напряженного труда, у нас впереди много ночей, которые не будут такими спокойными, перед нами лежат земли, где мало друзей, а сабель и стрел сколько угодно, поэтому лучше воспользоваться отпущенным нам судьбой временем и отдохнуть.
Мы разбрелись по шатрам. Мой временный дом уже стоял рядом с палатками Тве и Петра. Вокруг нашего лагеря стояли кругом обозные телеги, лошади и скот паслись недалеко от импровизированной стены. Я снял перевязь и ремни, но доспехи оставил. И уже собирался прилечь на многослойный войлочный матрас, как услышал:
– Куда прешь, Петруха, спит барин, нечего тут… – шипел Григорий.
– Цыц, Гришка, вот я тебе… – прогудел Жеребцов.
Я высунулся из шатра и увидел главу Славенской конницы, с мешком за плечами, который норовил отвесить моему дворовому увесистого пинка, но Григорий ловко изворачивался и снова преграждал Петру путь к палатке. Пируэты этой парочки были настолько уморительными, что я невольно расхохотался. «Танцующие с мешком» на секунду замерли, причем лихой всадник застыл на одной ноге, а Гришка смотрел на меня разинув рот. Эта картинка тоже не прибавила мне серьезности, и я кое-как выдавил:
– Пусти… его, Гриша… заходи… Петр… уха.
Жеребцов посмотрел на меня исподлобья, но невольно улыбнулся и прошел в шатер.
Я успокоился и предложил ему присесть на единственный деревянный табурет, сам плюхнулся на лежанку.