Руины веры - стр. 29
Хорошо бы выспаться напоследок, но сон не идет. Мысли так и кружатся в голове. И самая главная из них — могу ли я верить «верхним». Ответ очевиден: конечно же нет. Уже слишком давно никому не верю, чтобы внезапно научиться доверять и полагаться на кого бы то ни было. Поверить — значит раскрыться, обнажить часть себя из-под брони, а значит, и подставиться под удар.
Что, если никто и палец о палец не ударит ради моего отца, буду я хоть из кожи вон лезть? Может быть, стоит воспользоваться преимуществом, прийти к Проклятым и сразу же рассказать, что к чему, мол, парни, на вас идет охота, берегитесь? Кто знает, возможно, Коэн будет благодарен за информацию и мне достанется «хлебное место» в его банде?
«Хлебное место»… Усмехаюсь своим же мыслям. Если бы мне хотелось места под покровительством кого-то старше и сильнее, кто мешал мне подхалимничать Бобу и другим, как Глен?
Иногда мне кажется, что от меня ничего не осталось, меня нет, есть только тело, умеющее делать простые функции. А иногда, что, что бы со мной ни происходило, меня не переделать. Не умею по-другому, не могу идти против себя. И хотя пытаюсь рассуждать хладнокровно, прекрасно понимаю, что никогда и ни за что не буду преклоняться перед такими, как Фредерик Коэн.
Еще не подошло время, а я уже встаю с постели и одеваюсь. Лучше не думать. У меня это прекрасно получалось последние годы. Мысли о будущем — самая страшная пытка. А надежда — наказание.
Когда за мной приходит Питер, просто сижу и жду его. Мне нечего собирать, у меня ничего нет, и мне ничего не дают с собой, кроме того, что на мне уже надето.
Брюнет серьезен и даже хмур. Кажется, я самое важное задание в его недавно начавшейся карьере. Так и хочется сказать: «Пит, расслабься, таких, как я, ты встретишь еще сотни, а потом привыкнешь и научишься перешагивать, даже не замечая». Но молчу.
Мы вдвоем идем к флайеру в гараж. Коридоры пусты, в ночное время свет приглушен. Кажется, будто не спим только я и Питер. Коннери не появляется.
Садимся во флайер на пассажирские места. Водитель заводит машину. Двери гаража поднимаются, и мы взмываем в ночное небо.
— Все файлы подчищены, — говорит Пит. В салоне не горит свет, вижу лишь блеск его глаз и с трудом угадываю в темноте силуэт. — Любая информация о том, что ты родом из Верхнего мира, убрана.
— Вы мне хоть имя-то оставили? — хмыкаю.
Но мое хмыканье не сбивает Питера с серьезного тона. Он собран, как еще никогда на моей памяти.
— Имя, дата рождения, отпечатки рук и сетчатки, — перечисляет он, — все на месте. Убрана информация о родителях. В досье проставлено: «неизвестны». Теперь ты выходец из приюта имени Кингсли, где воспитывался до двенадцати лет, пока не достиг возраста, пригодного для работы. Далее все как было на самом деле: завод, стычка с Робертом Клемменсом, арест.