Руины веры - стр. 115
Мои мысли уходят в неприятное русло, и вздрагиваю от голоса Кесседи:
— У моего отца была богатая медицинская практика. Мы жили на Аквилоне только летом, остальное время колесили с ним по миру. Его часто приглашали на конференции. На Новый Рим, Лондор, Кронс, Поллак, Карамедану и даже Землю. Ведущий хирург Центрального Аквилонского госпиталя. Светило. Мы жили… хорошо. Отец, мать, я и моя младшая сестренка, Джина… — Голос подводит, и Райану приходится откашляться. Но он продолжает, и мне кажется, что дело даже не в моих вопросах. Ему просто требуется высказаться. Невозможность поговорить с кем-то откровенно — не меньшая пытка Нижнего мира, чем тоска по касанию. — Джине было пять, а мне четырнадцать, когда на операционном столе отца умерла жена одного высокопоставленного чиновника. Отец был невиноват. — Пауза, поджатые губы, невидящий взгляд на огонь. — Ну, или он так говорил. Был суд, затяжной процесс. В дело пошли большие деньги и большие связи. Врачебную ошибку доказали. Все имущество нашей семьи описали и передали в пользу безутешного вдовца. А отца вместе со всеми нами отправили «вниз». Ему обещали, что, если он будет вести себя прилежно и не привлекать внимание сильных мира сего, через пару лет буря минует и он сможет вернуться. «С вашим талантом, — заливал адвокат, уговаривая на сделку, — вы быстро восстановите свое положение, нужно только потерпеть»… Черт! — Замолкает, закрывает глаза, барабанит пальцами по колену.
Владеть собой Райан умеет, а вот раскрываться, как и я, не привык. Не тороплю и не настаиваю на продолжении. Но если заговорит, выслушаю все, и гореть мне в аду, если кому-то обмолвлюсь об услышанном хоть словом.
Открывает глаза и снова вглядывается в пляшущие языки пламени.
— На заводе, к которому нас прикрепили, было… — Пауза, подобрать нужное слово удается не сразу. — Терпимо. Тяжело с непривычки, но теперь могу сказать с уверенностью, было терпимо. А потом началась лихорадка, которая скосила половину завода. Медикаменты правительство не предоставило. Больные люди, наслышанные о том, что отец — врач, ходили к нам в комнату толпами, умоляя помочь. Отец заламывал руки и кричал, что он доктор медицины, а не шаман с бубном… А потом заболели мама и сестренка. Джина умерла через неделю, мама — еще через две. Медикаменты так и не прислали. Охрана ходила в масках, чтобы не заразиться. Трупы сжигали в печи в подвале…
— А ты не заразился, — подсказываю, чувствуя заминку, но на этот раз уже не сомневаясь, что Кесседи нуждается в том, чтобы высказаться до конца.