Розовым мелом - стр. 18
– ТЫ НОРМАЛЬНЫЙ?
– Вот чего опять орёшь? Я искал номера родителей. Свой московский, кстати, тоже нашёл. Не знал, что он у тебя есть. Спорим, нет-нет, но ты мечтала порой по нему позвонить после угарных вечеринок с подружками? Ты, кстати, ночью сама ко мне жалась, но я ж не такой – так что почти не разрешал тебе этого делать. Наверное. А может и да…
Чувствую, как закипает бешенство. Щас нафиг сорвёт все винтики, и водонапорная башня подорвётся к чертям!
– Знаешь, о чём я мечтаю? Закопать тебя под окнами! – яростно вырываю гаджет из его рук. – Чтобы на твою могилу сверху сыпались окурки и облегчались коты!
– А ты всё о своём, – вот ведь непрошибаемое животное. С каменным лицом встаёт из-за стола и лениво тянется, хрустя шеей. – Смотри, сгорит наш завтрак.
– Да подавись ты своим завтраком! – мозг работает в автономном режиме, когда швыряю в него так и не вскрытую консервную банку. Осознание приходит уже когда тушёнка с разгона прилетает Князеву чётко в лобешник.
Глава четвёртая. Выезд
Зои
Зажимаю рот ладонями, чтобы не заржать. Мне очень стыдно, правда. Понимаю, что переборщила и что это капец как больно, но меня просто накрывает неконтролируемый истерический смех.
– Оборжаться, – шипит Князев, держась за голову. Аж покраснел бедный. Даже обычно зачёсанные назад волосы встали торчком – это так его хорошенько тряхнуло. Надо полагать, баночка-то увесистая. Жестяная.
– Прости. Я думала, мимо пролетит.
– Думала она! Не занимайся тем, что не умеешь.
Всё, прошло мимолётное наваждение. Больше уже не жалко. Правильно получил.
– Эй, ну оскорблять-то сразу зачем? Я же извинилась.
– И что, от твоего извинения сотряс сам пройдет?
– Не преувеличивай. Чтобы было сотрясение, нужен мозг.
Илья хмуро отнимает ладонь ото лба, и я снова ржу. Будет шишка. Сто пудов. Уже набухает.
– Беги, просто лучше беги, – спокойно, но с угрозой предупреждают меня.
Ага, спотыкаюсь и падаю.
– Сам беги. Я тебя не боюсь, – спокойно лезу в морозилку за замороженной курицей. – На, – шлепком прикладываю окорочок к его моське. – А то к вечеру будешь ходить красивый и фиолетовый.
– Не поможет.
– Поможет. И никогда больше не смей брать мои вещи. Иначе в следующий раз в полёт отправится утюг.
На меня долго и пронизывающе смотрят. Слишком долго и слишком пронизывающе. Как-то прям не по себе становится.
– Ты чокнутая, знаешь? – интересуются как бы между прочим.
Вот не соглашусь!
– Ты вынуждаешь быть такой. Веди себя по-человечески и мы если не поладим, то хотя бы закончим эту глупую вражду.
– А если она меня устраивает?
– В таком случае мне нечего тебе больше предложить, – отковыриваю от дна сковородки готовые уже сгореть макароны и поднимаю с пола укатившуюся банку. – Открой, если несложно, – протягиваю ему тушёнку и больше времени на него не трачу. И так опаздываю. Причём конкретно, потому что всё, что должно было быть подготовлено ещё вчера ночью, разумеется, было напрочь забыто после стычки с Мартыновым. Короче, к тому моменту, как завтрак готов только и остаётся, что проглотить тарелку целиком, не жуя, и надеяться, что оно там в желудке само как-нибудь перемолется и утрамбуется.