Рождественские рассказы русских писателей - стр. 30

Он прошелся несколько раз из конца в конец кабинета, отирая платком влажный лоб и потряхивая головой, как бы стараясь отогнать докучливую муху, и машинально подойдя к окну, распахнул портьеру.

Улица почти уже стихла; горели только обычные фонари; изредка проезжал извозчик или карета; в двух местах мерцали еще догоравшие елки.

Тишина улицы сообщилась, казалось, Араратову. Он прошелся еще раз или два, вступил в уборную, позвонил камердинера, дал себя раздеть, не проронив, по обыкновению, слова, – и лег в постель.

Долго, однако ж, не мог он заснуть; он ложился на один бок, переваливался на другой, укладывался на спину, – ничего не помогало. Он не помнил, чтобы когда-нибудь происходило с ним что-либо подобное. Несколько раз старался он привести себе на память клубный обед и этот скверный форшмак, – но тут же отгонял такую мысль, как что-то несообразное, и переходил к другим воспоминаниям… Он, наконец, стал забываться, провалился как будто куда-то и заснул.

На следующее утро Араратов сидел в обычный час в кабинете и только что успел откушать чай, как вошел к нему его домашний доктор.

Доктор этот, – известный психиатр, – был маленький худощавый человек с большой, несоответственно росту, головой и лицом восточного отпечатка, оживленным, быстрым, проницательным взглядом; было также что-то острое, саркастическое в его тонких подвижных губах.

– Как изволили почивать, ваше превосходительство? – спросил он, усаживаясь на указанное ему кресло.

– Скверно, доктор, очень скверно… Почти вовсе не спал… – возразил Араратов.

– Утомлены были вчера?..

– Нисколько!