Рождественские и новогодние рассказы забытых русских классиков - стр. 26

Бедная Анна Николаевна употребила весь свой такт, всю свою находчивость, чтобы выйти из неловкого положения, в которое поставил ее дядя. Кроме того, она, очевидно, боролась с глубоким внутренним волнением.

Мы все поспешили ей на помощь. Мы толковали о всевозможных странных психологических явлениях, одним словом, всячески заговаривали ее и генерала Веригина, тоже глубоко потрясенного.

Мы перешли в столовую ужинать. Это был странный ужин.

Две хорошенькие дочки нашей хозяйки и ее сын давно знали историю о Веригине и теперь разделяли волнение своей матери. Они просто с паническим страхом глядели на генерала.

Но вот пробило 12 часов. Мы высоко подняли бокалы, поздравили хозяйку с Новым годом и от души пожелали ей счастья.

– А ведь вся эта история непременно должна хорошо кончиться! – шепнул мне Иван Петрович. – Я не умру покойно, пока не отпирую на свадьбе у племянницы. Веригин – отличный человек, я его знаю, а от судьбы не уедешь!

И действительно, генерал Веригин и Анна Николаевна от своей судьбы не уехали.

Через полгода мы все пировали на их свадьбе. Наша милая Анна Николаевна была в этот день так молода и хороша, что никто бы не мог назвать ее матерью двух прелестных девушек, которые радостно плакали, обнимая и поздравляя своего нового отца, сумевшего очень скоро, вместо панического страха, возбудить в них к себе самое горячее чувство.

Серый петербургский день, с оттепелью и грязью, глядел в запыленные окна. Я лежал у себя на диване, ногами к печке, и никак не мог согреться. Я лежал так с самого утра или, вернее, с бессонной ночи, не находя в себе силы встать и приняться за какую-нибудь работу.

Мне казалось, что я весь разбит, изломан, что во мне нет живого места. Такое состояние продолжалось уже с неделю, и я начинал терять всякое терпение. Я послал за доктором, ждал его с минуты на минуту и теперь прислушивался – не позвонит ли он. Меня раздражало это ожидание, раздражали тихие звуки рояля, доносившиеся из соседней квартиры. Меня приводил в волнение каждый едва слышный шорох на лестнице. Но вот наконец шаги, ближе, ближе; вот они у самой двери в мою квартиру. Звонок. Это доктор!

Я хотел приподняться и идти ему навстречу, но драпировка моей комнаты уже зашевелилась, и сам он был предо мною.

Я люблю моего доктора; это именно такой человек, какой нужен всякому больному, и в особенности больному нервному. Сам он здоров как бык. Огромного роста, широкоплечий, крепко сложенный, но не толстый, с спокойно улыбающимся лицом, с мягкими манерами и приятным, задушевным басом. Ему еще нет и сорока лет. Он немец, родился в России, не знаменит, но вечно доволен своей судьбою. А главное, у него есть одно достоинство – он не верит медицине, то есть не верит аллопатическим средствам и никогда их не прописывает.