Рождённый в Бирюковке, или Жизнь на полшестого - стр. 23
По окончании института для меня шахматы превратились в грусть, играть в прокуренном клубе со всевозможными Лёшиками я не захотела, тренером тоже себя не видела и рассталась с этим занятием полностью, как "отрезала".
Вернёмся к нашему герою, а то я сильно отвлеклась на себя- любимую. Но это и не удивительно, воспоминание о нём вбросило в те времена, о которых вспоминать неприятно, и захотелось высказаться.
Итак – новые времена, "Одноклассники", 2011, Толик уже много лет как гражданин Канады. Как там у Дюма? "Двадцать лет спустя"? У нас – двадцать пять, мы побеждаем.
Толик, что мне от тебя надо?
Что мне могло от Толика в "ОК" понадобиться? Дело было не в нём, а во мне. Я в этих "ОК" засела уже в отставке, развернув альбомы фото со школы и института, другие артефкты и стала методично искать всех этих людей. Будучи "сотрудником" я как раз ни с кем и не общалась, предпочитая после гвалта полную домашнюю тишину и глубоко частную жизнь.
А тут- новый мир- я главбух пансионата в Крыму, самое время уточнить: "Кто где? Кто с кем?" Шахматисты не подкачали моих ожиданий – по всему глобусу, одноклассники – тоже порядком рассеялись, но в основном по бывшей единой родине. В этих раскопках натыкаюсь и на Толика. Контакт создан.
Мы с ним за эти годы вступали в общение трижды: в 2011, 2016 и на новый 2020. Таинства он на себя нагонял, но я уже была в курсе его таиства, поэтому мне показалось что углубляться мы не будем.
Одна подспудная мысль мне не давала покоя: глядя на его то выставляемые, то убираемые фото, на его одежду, подписи, я пыталась увидеть в них что-то обычное человеческое, но видела обратное. Даже когда он был с дамами, то я не ощущала его с ними в связке. А пёстрые рубашки и прочие декорации костюма наводили на мысль, что не могу я так сильно ошибаться. Тут всё просто "или да/ или нет", как и нельзя быть немножко беременной.
Однажды в 1989 году мы с мужем были в отпуске в Луганске и зашли в кафе всё на той же Советской улице, засели где-то под стенку, и я увидела недалеко, спиной ко мне сидел Толик с двумя дамами, по виду матерью и дочерью. Старшая что-то говорила, а он имел вид напряжённый и неприкаянный, явно был инороден спутницам, желал свалить, но сидел и слушал, как будто был обязан. Если бы говорил он, то можно было бы решить, что он – продавец, который пытается втереть что-то двум отловленным "клиенткам", но он как раз молчал. Говорили ему, а он при этом в беседе не участвовал.
Короче "меня терзали смутные подозрения", но латентность на то и латентность, чтобы оставаться в смутности.