Рожденная второй - стр. 15
– Ты видел? – спрашиваю я Дюну.
Тот выглядывает в мое окно.
– Что видел?
Мы поворачиваем за угол. Улица сужается.
– Мне показалось, там было что-то яркое.
Толпа смыкается, море алых роз по мере приближения становится все больше.
Дюна откашливается, а потом касается переключателя консоли, блокирующего мониторы и микрофоны.
– После того как ты произнесешь речь, у нас не останется времени попрощаться, Розель. Мы должны сделать это здесь. Сейчас.
Мне приходит на ум тысяча вещей, что я хочу сказать – что мне нужно сказать, но в горле образуется ком, и я не в силах выдавить ни слова. Зрение затуманивают непролитые слезы.
– Не говори ничего, Розель, просто слушай. Я уезжаю. Я ушел со службы у твоей матери.
Я не сразу понимаю, о чем он.
– Куда ты едешь? – спрашиваю я, хотя это неважно. Мне все равно больше не позволят с ним увидеться.
– Меня приняли личным охранником Просветленного Боуи. Сегодня я отправляюсь в столицу и к вечеру уже буду в их Уделе.
– Ты отправляешься в Непорочность? А как же мать? Как же Габриэль? Ты им нужен!
– Не нужен, – огрызается Дюна, и горечь этих слов повисает в воздухе. – Я вырастил тебя, выучил. Ты – вот кто сейчас важен.
Я ошеломлена.
– Я… важна?
– Больше, чем ты думаешь.
Глаза снова обжигают слезы. Не могу представить, что Дюна окажется так далеко – в Уделе Добродетели. Он будет жить в роскошной столице, а я останусь здесь. Я и свой-то Удел никогда не покидала.
– Там есть один человек, из второрожденных. Его зовут Уолтер Питс. Повтори.
– Уолтер Питс, – хриплю я.
– Найди его, когда они тебя разместят. Его направили в этот Удел. Он передаст мне от тебя весточку и расскажет, где ты.
– Кто он такой?
– Мой брат.
– Но… ведь твоя фамилия Кодалин.
– Неужели? – вздергивает бровь Дюна.
– Разве нет? – шепчу я.
Он качает головой.
– Ты всегда будешь моей перворожденной, Розель, пусть ты не моя по крови. Я найду тебя, когда придет время.
Ком в горле подскакивает выше.
– Время для чего?
– Встретиться снова.
– Но… – Вопрос обрывает проснувшийся проекционный дисплей «Виколта».
Дюна пронзает меня предостерегающим взглядом. На голограмме хмурится Севиль.
– У вас все хорошо? – спрашивает она, и ее писклявый голос раздается в наших подголовниках. – У нас пропал звук и изображение.
Дюна подается вперед и включает микрофон.
– Все прекрасно. Должно быть, случайно нажал.
Севиль с облегчением вздыхает.
– Рада слышать. Вам что-нибудь нужно?
– Нет, – отзывается Дюна.
Я снова таращусь в окно, едва прислушиваясь к светской беседе моего ментора с нашим штурманом. От мыслей лихорадит. Кто такой Дюна? Я вообще его знаю? Конечно, знаю! Он научил меня всему. Я обязана ему своим существованием. Не будь его, меня бы вообще никто не любил. Хочется задать ему столько вопросов, но Севиль трещит без умолку, и мы не можем отключить микрофон. Изображаю заинтересованность видом за окном, надеясь, что она поймет намек. Вычурные постройки остаются позади, сменяясь менее роскошными сооружениями. Теперь все выглядит чужеродным.