Рождение звука - стр. 24

Она сделала, как он сказал: крошечные язычки пламени исчезли и призрачный горький дым окутал Фостера.

Нельзя сказать, что рассвет стал злейшим врагом Митци, а рекламная музыка в лифте бесила; если бы не похмелье, то ни одеколоны, ни даже слабый запах отбеливателя от собственных рук не выворачивал бы желудок, не отдавался бы болью в мозгах. Без солнцезащитных очков Митци могла бы сидеть в приемной и читать голливудские журналы. Даже здесь, на юге, лишь у некоторых врачей кофейные столики в приемных предлагали «Голливудского репортера» и «Вэрайети», но, конечно, доктор Адама был не абы кто.

Ночью снилось ей, будто она собирает и мастерит нечто сложное, старинное, латунное. Остались смутные воспоминания о полированных завитках, фарфоровых наконечниках, ручной росписи розовыми розами… вроде бы кровать. Сон не то чтобы неприятный.

Пока Митци ждала своей очереди и листала «Энтертейнмент уикли», тренькнул телефон. Сообщение от частного номера гласило: «Великолепный результат. Как обычно». В папке «Входящие» лежал новый документ. Аудиофайл под названием «Девушка молится». Эти слова, да еще душок отбеливателя на пальцах вернули ее в сон. Кого-то рубили или кто-то резал свинью – нечто такое по телевизору показали, когда она задремала. Визги, вопли, кровища… Плечи ломило, как будто всю ночь дрова колола.

Затем пришло другое сообщение: «Крик за лям еще в продаже?»

Ответить она не успела, услышала голос:

– Митци?

Посмотрела туда, где за белым резным лакированным столом сидела молодая женщина, администратор.

– Доктор Адама ждет вас.

Митци поднялась; вдруг дверь открылась, и бородатый доктор сам вышел встретить ее, как обычно, радушно улыбаясь.

Они вошли в смотровую. Там стоял столик, накрытый бумажной скатертью, напротив – раковина из нержавейки, в ряд – застекленные шкафчики. Доктор кивнул на стол: садись.

И начал спрашивать:

– Полегчало?

Сел, прислонившись спиной к раковине. Заметил, что гематомы на шее проходят.

– Как Джимми?

Это он про дружка. Из-за которого она решила сделать перевязку маточных труб.

– Что-нибудь мне принесла?

Митци склонилась над сумочкой. Достала три стодолларовые бумажки.

Доктор принял деньги, повернулся к раковине. Достал зажигалку из кармана лабораторного халата, щелкнул ею, и появилось пламя. Доктор держал огонь под купюрами, пока те не загорелись. К потолку поплыл дым. Доктор Адама проследил за взглядом Митци к детектору дыма и успокоил:

– Он отключен.

Комната наполнилась запахами пота, пластика и алюминиевой фольги. Глаза Митци наполнились слезами. Дым поднимался вверх, а крошащиеся хлопья обугленной тряпичной бумаги порхая опускались в раковину. Пламя подобралось вплотную к пальцам доктора, и тот уронил горящие остатки. Недогоревшие клочки скручивались и чернели прямо на нержавейке. Крупные хлопья распадались на мелкие. Огонь добирался до края, вспыхивал синим и угасал. Вот и последнее облачко растворилось в мутном воздухе.