Рождение звука - стр. 13
Не возлагая особых надежд на Денвер, Фостер загрузил в телефон все найденные в Сети снимки Ласситера, составил список наиболее вероятных отелей и в мечтах уже видел, как вцепится в глотку этой «шишке» и вышибет из него все, что тот знает о Люсинде.
Расскажи он Роббу о своих планах, и наставник вынудил бы Фостера выложить полную историю грехопадения, рассказать о кошмарных чатах и чудовищных папках с фото; тогда никто бы и в грош не поставил Фостеровы благие намерения.
Вместо этого Фостер сказал:
– Я встретил девушку. – И замолчал, словно смутившись, на самом деле выдумывая очередную ложь. – В Интернете. Знаешь, я, наверное, женюсь.
Багаж, должно быть, уже в Денвере. Катается там по транспортерной ленте. А может, и летит обратно.
На том конце линии замолчали. Фостер прислушался к звукам на заднем плане – хотел расслышать хоть что-нибудь: как живет Робб после гибели сына. Ни звука не донеслось. Жена ушла. Тишина стояла такая, будто Робб звонил из секретного правительственного бункера.
– Не смей нам лгать, ничего хорошего тебя там не ждет! – Голос Робба пылал презрением, а потом наставник зашел козырем: – Мы точно знаем, что там за девушка в Денвере. Стыдись!
И добавил, чтобы Фостер точно устыдился:
– Вся группа знает!
Тут Фостеру ответить было нечего; смутившись, он повесил трубку.
Воспоминание о прошлом навсегда въелось в руки. Руки помнили дрожь, когда Митци несла первую ДАТ-кассету[1] на продажу. Память жила болью в коже на голове, болью стянутых, туго сплетенных волос. Тогда Митци носила длинные, очень длинные волосы. Длинноволосая старшеклассница, она сплела и заколола толстую косу на затылке так беспощадно, как только старшеклассница может приколоть к подставке бабочку или скарабея на занятии по биологии.
Митци Айвз, школьница Митци, чувствовала себя и жуком, и подставкой и страдала, когда на нее пялились. Она с содроганием вспоминала косу и то, как выставила напоказ шею. Как заалела кожа на шее, когда продюсер пожирал глазами ее грудь, тер синюю щетину на щеках и подбородке. Вспомнила, как ссутулилась, согнулась вперед, опустила плечи, скрестила руки на груди. Все тело запечатлело то воспоминание.
– Мисс Айвз, – сказал продюсер. Он заглянул в записную книжку: – Митци.
То был не Шло. Она боялась, что Шло узнает записанный голос. И тогда ее карьера начнется и закончится этим собеседованием. То был конкурент Шло. Он кивнул ей на кресло напротив стола, а потом навис над ней, сев на край стола. Навис всем телом над ее лицом, придавил запахом накрахмаленной рубашки.
В тот день Митци прогуляла половину уроков в школе: пропустила контрольную по американской политике, лабораторную по языку и лекцию по введению во фракталы. И в автобусе она оказалась в школьной форме: в плиссированной твидовой юбочке в клетку, в блузке с короткими рукавами и воротничком а-ля Питер Пен, с двумя расстегнутыми верхними пуговками. Ступни ее навсегда запомнили туфли, высокие, не по размеру. Те, что остались от сбежавшей матери.