Роза Ветров - стр. 47
– Зачем ты строишь из себя героя, Геннадиос?! – в сердцах бросил Вача. Никто из друзей ещё не видел его таким. – Какой благородный, какой честный – спасает честь девушки!.. Ради неё добровольно идёт на смерть!..
– Зачем? Ты действительно не понимаешь, зачем?..
– Куда же мне – расчётливому плановику! – понимать!
– Я её люблю, дурья ты голова!.. И если бы ты любил – хоть когда-нибудь в этой жизни! – ты бы меня понял.
Дима сорвался с места почти мгновенно – за столько лет в такой взрывной компании он выработал молниеносную реакцию!.. – и оттащил Вачагана от Гены. Несколько секунд армянин пыхтел и фыркал, а затем стал вновь облегчать душу:
– Послушай, любовь заключается не только в том, чтобы боготворить девушек. А о нас ты подумал?.. О матери, о сестре? Как нам всем жить без тебя, зная, что ты сам подписал себе смертный приговор, а мы поддержали?!
– У меня нет выхода! Неужели ты не понимаешь?.. – всё так же спокойно отвечал грек, поражавший всех сегодня своей серьёзностью. – Я приму на себя ответственность за то, что совершил. Хоть раз в жизни!.. И очень вас прошу: не мешайте мне в этом!..
Вачаган снова вайкнул и пробормотал про себя что-то по-армянски, но Спанидас уже не слышал его. Он круто развернулся на носках и, не сказав друзьям больше ни слова, зашагал вниз по тротуару. Гнев отпускал Гюльбекяна по мере того, как широкая спина грека отдалялась от них, и в конце концов он бессильно припал к стене. Румянцев громко отдышался.
– Поезжай к отцу, – тоном сердцеведа сказал Дима. – В контору, к цифрам… они всегда тебя успокаивали. Будем ждать от Мехмеда вестей.
– А ты? – поднимаясь на ноги, спросил армянин. Спорить и на этот раз он не решился.
– Я тоже пойду к отцу, – уклончиво отвечал Дима. – В тот раз мы снова с ним повздорили… что-то много в последнее время ссор, не считаешь?..
Они пожали друг другу руки и вяло поплелись по мостовой вместе, пока на одном из поворотов не расстались. Русский граф честно выждал момент, пока силуэт Гюльбекяна совсем не заволокла стамбульская толкотня, а затем с трепетавшем как у кролика сердцем вернулся под окна Мехмедового дома. Тихие разговоры за занавесками не утихали, и Дима почти перестал дышать, когда за ними вдруг показалось хорошенькое личико Амины.
Тонкая, гибкая как струна, темноволосая девушка-загадка. Даже кокетливая родинка над нижней губой… и та приковывала взгляд. Всё в ней казалось неизведанным и манящим, а терпким, пряным Востоком в ней дышало всё – даже кукольные изгибы овального лица и носа… Когда сердце забилось как бешеное при всех этих мыслях, Дима медленно опустил руку в карман сюртука, достал оттуда вчетверо сложенный листочек и показал его ей. Даже с такого расстояния он заметил, как её зелёные глаза блеснули. Тяжелые шаги отдалялись, и на миг Амина исчезла за занавеской. Она появилась, придерживая в руках небольшую корзинку на привязи