Роза – стервоза. Повесть - стр. 58
Одета блёклая дама была явно не по мероприятию: коричневый в дрюпинку «бабушкин» деловой костюм и застиранная блузка в мелкую птичью лапку.
– Да, я, – на всякий случай я вежливо улыбалась, хотя испытывала в тот момент крайнее недоумение и даже досаду.
Кто она такая, эта тётка, чтобы вязаться ко мне?
– Ты меня не помнишь? – Спросила «тётка» с грустью в голосе.
Выражение лица её сделалось лирически задумчивым, серовато-голубые глаза под стёклами очков подёрнулись грустной дымкой…
– Таня?! – Тут я вспомнила всё: её ласковые прикосновения, мелодичный голос, добрую сестринскую улыбку.
Даже вкус тех ирисок, которыми она меня подкармливала в детстве, вспомнился! Я бросилась ей на шею, с трудом сдерживая рыдания. Я ещё не вполне отошла от своих убийственных во всех смыслах саратовских гастролей, но не осознавала этого. Татьяна почувствовала неладное и слегка отстранилась.
– Ты стала такой красавицей!.. – Вымолвила она задумчиво и тут же совсем другим тоном спросила: – У тебя всё хорошо? Тебя никто не обижает?
Прямо как в благословенном, идиотически насыщенном, битом и ломаном детстве! Что я могла ей ответить? Что меня постоянно обижает сама жизнь за то, что я отношусь к ней, как скотина, и всё время косячу? Что я больше так не буду? Уже так не делаю?
– Юра умер, – выдала я неожиданно даже для самой себя и поняла, что в последний год у меня не было возможности толком его оплакать.
Я вкалывала, как ишак, и это помогло забыться, но горе на самом деле никуда не исчезло. Оно здесь, со мной.
Оно и сейчас со мной. Оно будет со мной, должно быть вечно – моё счастливое горе. Горькое счастье. Мне не нужно другого. Я никого больше с тех пор не любила и уверена, что не полюблю. Сердце высохло и наполнилось прахом. Жаль, этого не ведают глаза. При упоминании о Юре они сразу начинают исторгать ручейки слёз, которыми, как известно, горю не поможешь, и я ничего не могу с этим сделать.
– Юра – это твой брат? Что с ним случилось? – Участливо интересовалась Татьяна, гладя моё предплечье, обтянутое голубым в серебряных блёстках трикотажем.
На мне был сценический костюм – голубое балетное трико и голубой с серебряными блёстками спортивный купальник. Мы с однокурсницами только что выступали в одинаковых костюмах на сцене, сооружённой в середине футбольного поля.
– Его убили. Юра мне не брат. Он был моим парнем.
«Тебе не понять, – подумалось мне в тот момент. – У тебя-то наверняка никого нет!»
И, впрямь, какая любовь может быть у этой блёклой особы в застиранной блузке с допотопным костюмом и старушечьих очках?