Роза Марена - стр. 86

, он делал дело и подходил к этому делу со всей ответственностью. Я в жизни не видела, чтобы у мужика был такой мощный шланг между ног…

– Мэпплторп, – сухо проговорила Анна.

– Что?

– Его звали Мэпплторп, а не Эпплторп.

– Да, точно. Мэпплторп.

– Он умер.

– Да?! От чего? – спросила Синтия.

– От СПИДа. – Анна по-прежнему очень внимательно изучала картину и говорила слегка рассеянно. – Такая болезнь. Распространяется половым путем.

– Ты говорила, что видела где-то картину, похожую на картину Рози, – пробасила Герт. – И где это было, малявка? Тоже в какой-нибудь галерее?

– Нет. – При обсуждении Мэпплторпа Синтия только казалась заинтересованной. Но сейчас она вдруг зарделась и смущенно заулыбалась, как будто боялась, что ее засмеют, и заранее готовилась дать отпор. – И не то чтобы даже похожую… просто…

– Ну давай, говори, – подбодрила ее Рози.

– Ну это… Мой отец был методистским священником в Бейкерсфилде, – начала Синтия. – Я там родилась, в Бейкерсфилде, штат Калифорния. Мы жили тогда в пасторанте… ну, в доме при церкви… там внизу были комнаты, где собирались прихожане, и там на стенах висели старые картины. Портреты президентов, цветы, собаки и подобная ерунда. Просто картины повесить на стенку, чтобы стены не выглядели слишком голыми.

Рози кивнула, вспомнив картины, которые пылились на полках ломбарда: венецианские пейзажи с гондолами, вазы с фруктами, собаки и лисы. Просто картины повесить на стенку, чтобы стены не выглядели слишком голыми. Как рты без языков.

– Но там была одна картина… как же она называлась… сейчас вспомню. – Синтия нахмурилась. – «Де Сото смотрит на запад»[10]. По-моему, так. На ней был изображен этот самый конкистадор. В широких прикольных штанах и таком смешном шлеме по типу кастрюли. Он стоял на вершине утеса в окружении индейцев. И смотрел на большую реку далеко-далеко внизу, за лесом. Наверное, это была Миссисипи. Но что самое интересное…

Синтия смущенно умолкла. Ее щеки горели, и она больше не улыбалась. Толстая повязка у нее на ухе сейчас казалась особенно белой и даже как будто живой, словно это был и не бинт, а какая-то ненормальная часть тела, намертво пришитая к голове. Рози в который раз призадумалась – а с тех пор, как она поселилась в «Дочерях и сестрах», она очень часто об этом думала, – почему мужчины такие жестокие. Не все, конечно. Но многие. Откуда берется эта зверская злоба? Что-то с ними не так… Может быть, им не хватает чего-то. Или, наоборот, эта мерзость есть в каждом из них изначально, и когда она накапливается до критической массы, что-то в них «перегорает», как испорченная микросхема в компьютере?