Роза - стр. 22
И что же могла на это ответить Роза? Что да, Лютер, мол, это такой человек! И даже бровью не повела.
И вот Хартвигсен вдруг объявил, что мне, верно, скоро придётся уехать.
Случилось это на другой день после того, как я вечером сидел на крыльце и разговаривал с Розой и Мартой, я даже больше разговаривал с Мартой. И тут домой возвращается Хартвигсен.
– Присаживайся к нам! – шутя говорит ему Роза. Но Хартвигсен проголодался, и он пошёл в комнаты.
Мы все трое последовали за ним. Кажется, Хартвигсен был в Сирилунне, и кто-то там, верно, его огорчил. После ужина он вдруг спрашивает у Розы:
– Ну, ты подумала про то, что лето почти истекло? И нам пора жениться, или как?
Роза бросила на меня отчаянный взгляд.
– А до студента это вовсе не касается, – сказал Хартвигсен.
Я улыбнулся, покачал головой, сказал: «Да-да», – и вышел. И оставался на крыльце, пока Хартвигсен сам не вышел, чтобы меня пригласить в дом. Роза сидела в столовой. Верно, она пыталась как-то загладить то обстоятельство, что меня выгнали за дверь, и обратила ко мне несколько слов:
– Мой отец ведь хотел, чтобы вы его навестили. Не забывайте об этом. Правда, сперва речь шла о том, чтобы вы меня проводили общинным лесом. Но всё же.
– Ага, – тут же сказал Хартвигсен, – ты, видно, собралась идти общинным лесом?
– Нет, – ответила она. – Я же осталась тут.
– А то ведь мне знать не мешает, – продолжал Хартвигсен в раздражении. – Но если что, ялик к вашим услугам. – И он глянул на меня великодушно.
– Нет, я предпочитаю ходить пешком, – ответил я.
Мы все говорили теперь спокойнее, но я-то прекрасно видел, что Хартвигсен так и следит, не скажу ли я чего лишнего. И я умолк. Кто-то, верно, наговорил ему на меня, почём знать!
Марта подошла ко мне с игрушкой, сунула её мне и сказала:
– Мой братец её всю разломал!
Я сложил игрушку и обещал завтра склеить, Роза подошла, наклонилась и тоже посмотрела, всё вместе длилось не более минуты, ну, может быть, Роза про игрушку сказала несколько слов. Но Хартвигсен вдруг вскочил и вышел за дверь.
Это было вечером. А наутро Хартвигсен явился и предложил мне уехать. «Да-да», – сказал я.
Но я же как раз начал новую картину, его постройки на фоне общинного леса, неужели он про это забыл?
– Тут дело такое, прислуга теперь будет у нас жить, и ей место нужно, – сказал Хартвигсен себе в оправдание.
Я принял это известие с лёгкостью, чтобы не возбудить в нём подозрений, но я очень огорчился.
– А картина? – спросил я.
– Вы её кончите, – отвечал Хартвигсен, утешенный тем, что у меня нет иной печали. – Само собой, вы должны её нарисовать.