Роза и кинжал - стр. 30
Она поднялась и обулась, стараясь не потревожить сестру, накинула ее пашмину на голову, чтобы защититься от холодного ночного воздуха, и выскользнула наружу, опустив за собой матерчатый полог…
И споткнулась о лежащее возле входа тело.
– Ай, – прошипела Шахразада, упав на песок.
Сильные руки схватили ее и прижали к земле. В памяти мелькнул образ закутанного в риду стража. Злобного часового с отметиной в виде скарабея на предплечье и оружием, предназначенным для войны.
Шахразада забилась под грудой стальных мышц, влепила пощечину противнику по лицу, словно высеченному из камня. И уставилась в глаза, похожие на серебристые острия кинжалов.
Сердце Тарика билось напротив ее сердца.
– Отпусти! – велела Шахразада, с раздражением чувствуя, что краснеет.
Он вскочил на ноги одним плавным движением, помогая подняться и ей.
– Что ты…
– Какого…
Шахразада оттолкнула Тарика и скрестила руки на груди.
Он принялся вытряхивать песок из волос, приводя их еще в больший беспорядок, затем вздохнул:
– Говори первая.
При звуке сердитого голоса Тарика в памяти воскресла более молодая его версия: с вечной улыбкой, всегда готового провернуть очередной розыгрыш.
В данный момент Шахразада предпочла бы иметь дело именно с той версией.
– Как благородно с твоей стороны дать мне слово после того, как игнорировал бо́льшую часть недели, словно мальчишка вдвое тебя младше и вдвое обаятельнее.
Несколько секунд Тарик молчал, то приоткрывая рот, чтобы заговорить, то снова закрывая. Затем устало провел ладонью по лицу, безуспешно пытаясь спрятать обиду, и выдохнул:
– Ты… Ты просто невыносима.
Шахразада крепче обхватила себя руками, запрещая себе утешать Тарика, как бы ни хотела так поступить. Каким бы это ни казалось естественным и привычным после стольких лет, проведенных бок о бок.
– Я знаю, что невыносима. Поэтому возникает вопрос: что ты здесь делаешь?
– Я задавал себе тот же вопрос много раз… В том числе недавно, лежа на холодном песке, чтобы оградить от опасностей тебя. Неблагодарную и неверную девчонку.
Эти слова подействовали на Шахразаду как ледяной душ.
Пытаясь отогнать новый приступ вины, она резко развернулась и бросилась прочь. Холодный ночной воздух ничуть не остужал пылающие щеки.
Тарик настиг девушку и схватил ее за запястье.
– Не прикасайся ко мне! Не смей! – прошипела она, сбрасывая руку юноши, и с ужасом почувствовала, как наворачиваются слезы, которые удавалось отгонять почти неделю.
Шахразада не плакала ни тогда, когда увидела бессознательное тело отца на холме под потемневшими небесами. Ни тогда, когда обернулась, чтобы в последний раз взглянуть на горящий город.