Ройзман. Уральский Робин Гуд - стр. 10

Летом 1999 года рыжий Дюша сидел целыми днями в кафе «Монетка» на Плотинке. Плотинка – так называется район Екатеринбурга, примыкающий к набережной и плотине на реке Исеть. В память о былых заслугах у Дюши были небольшие доли в нескольких предприятиях и необременительные должности. Ему не надо было работать, да он и не умел работать регулярно. Но трезвость и невыносимый избыток сил человека, бросившего наркотики, не давали Дюше покоя. По утрам он пробегал кросс десять километров, а потом шел в кафе. Именно в «Монетку», потому что вместо привычного бильярда там стоял теннисный стол. Дюша изнурял себя пинг-понгом, общался с людьми, заходившими пообедать, зазывал товарищей поиграть в пинг-понг, ждал вечера, когда даже и не игравшие в настольный теннис товарищи съезжались в «Монетку» поужинать.

Кафе в Екатеринбурге – это только одно название, что кафе. Московские кофе-туны и кофе-шопы не приживаются здесь. Никто не понимает, как это можно зайти в кафе просто на чашку кофе с мороженым. Раз уж зашел в кафе и сел за столик – надо как следует поесть. Если уж поел, надо поиграть в бильярд или вот в пинг-понг, поговорить с товарищами, выйти на улицу и посмотреть, какую один из них купил новую машину. Выходить к машинам в конце 90-х надо было еще и потому, что машины каждый день грабили, разбивали стекла и вытаскивали магнитолы. Грабили, как правило, наркоманы. Охранники ловили их, били смертным боем, но те все равно грабили. Так что лучше было стоять возле машин.

Несколько месяцев Дюша был свидетелем целой общественной кампании, которую развернули его товарищи против епископа Екатеринбургского и Верхотурского Никона. Свидетелем, но не участником. Никона обвиняли в казнокрадстве и чуть ли не в педофилии, устраивали демонстрации, писали коллективные письма. Но Дюша, который, чтобы бросить наркотики, обратился не только к спорту, но и к православию, не мог понять, как это – выступать против владыки. И потому не участвовал. А когда патриарх все же сместил Никона и отправил на покаяние, когда арестовали в Невьянске целый вагон церковной утвари, вроде бы Никоном украденной, Дюше стало жаль, что не принимал участия в этаком полезном и богоугодном деле. Товарищи праздновали победу, ощущали себя значимой общественной силой, а Дюше только и оставалось, что признавать собственную неправоту и оправдываться – дескать, невозможно же было поверить, что владыка казнокрад и развратник.

Конец ознакомительного фрагмента.