Ротмистр - стр. 14
– Вот-с, – Кикин протянул бумаги, – вот-с, извольте!.. Двести рубликов, как с куста… По знакомым на обратную дорогу собирал!.. У-у, шалашовка…
Урядник потянул носом, значительно свел мохнатые брови на переносице и принялся разглядывать документы, держа их вверх ногами.
– А? – беспомощно спросил он через некоторое время городового, что стоял по правую руку.
– Чинуша, – изрек тот. – Без бумаг видать… А то я ж неграмотный…
– Тэк-с, – протянул урядник. – А ваш пашпорт, сударыня, хде?
– Нету с собой.
– А-ага! – воскликнул Кикин. – Я же говорил!
– О! – палец урядника указал на небо. – Проясняется!..
– Это что же, – накинулась на урядника Евдокия, – мне без паспорта уже ни в лес, ни в город, ни в огород не выйти? Эдак и в уборную документ носить придется! Кулакова я, Евдокия Егоровна. А не верите, попытайте купца второй гильдии Ухватова, он подтвердит.
– Да, купчиха это, – крикнули из толпы, – из Антоновки. Вон ейный обоз, подле суконных рядов…
– Не верьте, не верьте ей! – не унимался Кикин. – Она – ведьма! Порчу наведет – беды не оберешься!..
– Угу… Ведьма… – покивал урядник. – Порчу…
– Да-да! Руки-ноги отнимаются, все видишь, а подняться не можешь. Лежишь, и, виноват, под себя ходишь… По малой надобности… И по большой…
– М-м!.. Мслт!.. Холера!…
Урядник собирался произнести «милостивый государь», но не смог.
– Что?..
– М-м-м!.. Мозгоклюй!
– Позвольте!.. – попытался возмутится Кикин.
Но было поздно.
– Ты меня за дурака держишь, братец? Комедь ломаешь прилюдно? Я тебе покажу! Ты у меня еще находишься и по большой надобности, и по малой!.. Эй, ребята, а ну, бери его!
Городовые тотчас подхватили под руки губернского секретаря и потащили в участок. Урядник обласкал Евдокию мутными глазами и, между прочим, нашел, что она еще очень ничего. Чувства рвались из груди, их требовалось выразить.
– Сударыня! – нашелся он. – Позвольте мне замереть в глубочайшем пардоне за причиненное недоразумение!
Довольный собой, хотел еще на прощание козырнуть, щелкнув каблуками, но счел благоразумным воздержаться. Схватился за эфес шашки, стараясь не потерять равновесие, развернулся и замаршировал прочь…
Позади, окутанный серой дымкой, остался Владимир. Отвертелись карусели, отплясавшие медведи вернулись в клети, схлынуло ярмарочное веселье, вернулась в берега, в промытое веками русло размеренная провинциальная жизнь, замедлила течение, осоловела, готовясь вскоре замереть на зиму совсем. Попутные подводы одна за другой съезжали с избитого копытами и колесами большака, растекались по хуторам и весям. Где-то впереди, нахлестывал лошадей Ухватов, стремясь хоть здесь оказаться первым. С угрюмого лица его не сходила тень, не радовала лежащая под сердцем лишняя сотня целковых, заработанная на процентах за неполных два дня. Душила Карпа Силыча жаба, оттого что соседка на ровном месте ухитрилась положить в мошну до тысячи рублей, сотворенных буквально из воздуха. Ухватов ловил себя на мысли, что, потеряв свою, кровную тысячу, кручинился бы меньше.