Ростов-папа. История преступности Юга России - стр. 13
Известный большим разнообразием трактовок современный пренебрежительный термин «лох» в «отверницком» (отвращенном) языке Руси Залесской обозначал обыкновенного мужика. В Толковом словаре Даля лох трактуется как обессиленный лосось, «облоховившийся по выметке икры». Исследователь языка пишет: «Лосось для этого подымается с моря по речкам, а выметав икру, идет еще выше и становится в омуты, чтобы переболеть; мясо белеет, плеск из черни переходит в серебристость, подо ртом вырастает хрящеватый крюк, вся рыба теряет весу иногда наполовину и называется лохом».
Впоследствии лохом карточные шулеры начали называть жертву мошенничества, которую предстояло обжулить за ломберным столиком, а затем и любую простодушную потенциальную жертву преступления.
В настоящее время лохом для уголовного мира является любой человек, к этому миру не принадлежащий.
Лучше изучено сегодня происхождение жаргонизмов, описывающих представителей закона.
Слова «мусор» и «легавый» обязаны своим появлением официальным структурам полиции Белокаменной. Сотрудники самого лучшего в мире московского уголовного сыска носили на лацкане пиджака овальный значок, на котором был изображен карающий меч закона острием вниз, как бы протыкающий восходящее солнце в обрамлении кумачовой ленты, с нанесенной на нее профессиональной аббревиатурой МУС. В советское время почти такие же значки-«меченосцы» были в ходу у Московского и Ленинградского уголовного розыска (МУР и ЛУР).
Секретные же сотрудники, не желающие себя афишировать, уже за лацканом пиджака прикрепляли специальные жетоны с изображением бегущей собаки породы легавых – одних из лучших охотничьих собак. В нужный момент они предъявляли отворот пиджака официантам, дворникам, городовым, прислуге и пр., обязывая их к содействию.
В «Списке слов воровского языка, известных полицейским чинам Ростовского-на-Дону округа», изданном в военном 1914 году, находим такое определение: «Мент – околоточный надзиратель, полицейский урядник, стражник или городовой».
Служители закона в холодное время года пользовались специальными накидками – ментами. У гусар верхняя одежда называлась ментик. Это и побудило «шпанскую публику» дать им презрительное прозвище «менты».
Естественно, что в разных регионах необъятной Российской империи блатная «музыка» использовала свои, местные «ноты».
На юг России ее приносили многочисленные «лишаки» (лишенные прав), «стрельцы саватейские» – урки, бежавшие с каторги.
Здесь в эту симфонию добавлялись украинские, тюркские, греческие, армянские, еврейские, молдавские, цыганские и казачьи «аккорды». Свой сленг был у бурлаков (историк Аполлон Скальковский называл Ростов «бурлацким городом»), контрабандистов, чумаков, коробейников, портовиков, табунщиков и пр. К этому стоит добавить чисто донские, волжские, кубанско-запорожские, калмыцкие веяния.