Ростки безумия - стр. 2
На этом моменте всякая растерянность прекратилась и лишь некая тяжесть легла на меня. Я продолжал читать.
«То, что ты прочтешь далее, нельзя привлекать к этому делу никаких, повторяю – НИКАКИХ посторонних, так как это однажды чуть не стоило мне жизни. Возможно, ты подумаешь, что я сошел с ума, но это не так, поверь, хотя я и сам уже не знаю, чему верить. Что есть реальность, а что – больное воображение. Запомни, ни при каких обстоятельствах не предавай огласке записанное мной, но прошу тебя как можно скорее изучить все и приехать, живу я сейчас там же, из дома почти не выхожу. Вся информация, наблюдения, которые я собираю, не знаю точно – сколько дней и месяцев, находятся в моем ежедневнике; высылаю тебе все. Прошу, не беспокойся, твоему состоянию это не повредит! Я надеюсь на тебя, потому как мы всегда были очень близки. Приезжай быстрее! Со страхом осознаю, что в той тревоге, в том нелепом ужасе, в котором я сейчас пребываю, и безумии, которое держит меня каждую секунду, я долго находиться не смогу. Когда приедешь, прошу тебя постучать в дверь три раза, а потом еще два спустя пять секунд. Так я пойму… А, впрочем, ты узнаешь, до встречи!»
Закончив чтение, я еще минут десять сидел неподвижно, в глазах моих являлись различные образы. Неожиданность такой новости погрузила меня в состояние безэмоционального рассуждения. Я отрицал, что такое могло произойти с моим братом, но понимал – врать он не будет. Федор был журналистом по профессии и видел в разные годы немало. Я знал его слишком хорошо, и на него это было совсем не похоже. Хотя, как и многие другие члены семьи, мы с ним не часто общались последнее время: по телефону, переписке – пару раз в год, этого все же хватало, чтобы узнать о его здоровье, положении в обществе и делах на работе. Вероятно, отчасти это и ослабляло нашу семейную связь, но ни на крупицу не делало нас чужими. Что я осознал в минуты прочтения письма, сопоставив время: более полугода назад наше общение прекратилось, а после пары попыток, беспокоить звонками я более не хотел, отправленные же письма, должно быть, не дошли, так и утонули с течением времени в почтовых разносках.
Я по привычке посмотрел в окно. Дождь моросил и с листьев самого близкого к дому плодового дерева капли, падая, задевали паутину, раскинутую меж наличником и ветвью яблони. Эта сеть с каждым новым надрывом ветра исчезала, а затем, пропустив ненастье, паук создавал новую. «Ну ты что же до бесконечности ее здесь плести будешь? – я действительно сокрушался о легкомысленности насекомого. – Чертова погода и дрянное, совершенно теперь дрянное состояние!» – заворчал я, пошел и запер входную дверь. Все-таки уже вечереет. И только я вернулся в комнату, как ветер рванулся внутрь, взметнув тюль с неистовством, множество листков разлетелось по углам. «Если сейчас не сделаю все и сразу, то уже не оторвусь от чтения!» – с этим я решительно захлопнул форточку и двинул шпингалет, и ветер завыл за ней, будто обиженный, а в комнате все замерло в ожидании.