Росстань (сборник) - стр. 38
Ехали не спеша, то шагом, то рысью – коней берегли. Когда впереди заметили сани и решили их догнать, перешли на галоп.
Из саней поднялся чуть побледневший Алеха Крюков.
– Стервецы, мать вашу, – закричал Алеха, признав парней. – Людей пугаете!
– Не сердись, дядя Алексей, – Северька пересел в сани. – Сам понимаешь, знать нам надо было, кто едет.
– В лес, значит?
– В лес. Больше нам некуда. Вчера арестовать нас Андрюха Каверзин приезжал.
– Дела как в поселке? – Федька свесился с седла. – Японцы не скучают?
– Говорить мне про них муторно. Все партизан ищут. В лес, значит… Кони чьи под вами? У тебя, Северька, жеребец-то вроде Силы Данилыча.
– Его, – ответил за друга Федька.
– Добрый конь.
– Упросили взять. Мы уж отказывались-отказывались, а Сила привязался: возьмите моего Лыску.
– Повесят тебя когда-нибудь, Федька.
Рыжий заметил, как завистливо щурятся глаза Крюкова, разглядывавшего тонконогого жеребца.
– Ты бы, однако, дядя Алексей, сам не прочь спереть эдакого коня.
– В лес, значит… – Алеха ушел от ответа. – А третьего дня туда убежали Филя Зарубин, Венька Мансветов, Васька Кукин. Ну, ладно, привет там передавайте, если кого знакомых встретите.
– Да уж встретим, наверное.
Вскоре Алеха свернул с дороги в узкий распадок, где у него еще оставалось сено. Парни тоже свернули: решили пробираться в лес прямиком, через сопки.
Сила Данилыч тяжело ввалился в мурашевское зимовье.
– Проня, у меня жеребца сперли.
Сила был зол, тяжело дышал и не сразу заметил понуро сидящих на лавке Александра Стрельникова и Андрюху Каверзина.
– Эта рыжая стерва не пожалела не только тебя, но и брата, – кивнул Проня на урядника. – Винтовку, шашку и коня выкрал. Под суд подвел.
– Кто подвел?
– Известно кто. Рыжий Федька с дружками. И у моего постояльца коня увели.
– И как они пронюхали, что их арестовывать приехали, ума не приложу, – сокрушался Андрюха. – Встретит меня сегодня Тропин.
Узнав, что обокрали не только его, Сила быстро успокоился.
– Погоню бесполезно организовывать. Моего Лыску не догнать, – сказал он хвастливо. – Может, похмелимся, а то голова болит.
Но Силу не поддержали.
– Тебе убыток небольшой, а нам каково! – подал голос постоялец Мурашевых и кивнул на обвиснувшего плечами Саху.
Тяжело думал урядник. «Погостил! Что делается на этом свете? С ума народ сошел. Колесом, под гору. В тартарары. В Библии сказано: поднимется брат на брата. Гадина рыжая».
За окном белый снег метет. Холодно во дворе, в зимовье – дышать тяжело, угарно. В груди у Сахи комок вязкий, жмет сердце.
Утром Федоровна домой пришла, принесла завязанные в фартук подарки. Степанка один сидел. Увидев мать, соскочил с нар, подергивая спадавшие штаны, размазывая по щекам слезы.