Российский колокол № 4 (48) 2024 - стр. 14
– Погоди. Со временем тело занимает всё больше объёма и, соответственно, потихоньку вытесняет из себя слегка сморщенную душу. Происходит это, конечно, в течение долгого времени, незаметно для остальных и для тебя самого, до того момента, пока не случится её окончательный отрыв. Собственно, тогда-то ты и оказываешься в одночасье на улице, висящим рядом со мной на дереве.
– И зачем этот отрыв происходит?
– Ну ты совсем, я погляжу, отупел от бестелесности. Потому что душе места в теле не остаётся совсем. Она к тому времени для тела и не значит уже ни хрена. Что есть она, а что её нет. Атавизм. И вот тогда у тела происходит нечто вроде самопроизвольной линьки. Отторгает оно душу на хрен, как змея шкуру сбрасывает.
– Так ведь тело…
– А что тело?
Собеседник Чудакова зевнул. Ему, похоже, наскучил этот разговор. По-видимому, директору уже не впервые приходилось проводить с новичками подобные эзотерические экскурсы.
– Манеры, опыт, повадки, которые ты обретал для него с годами, никуда не деваются, с ним остаются. Вот тело и продолжает свою жизнедеятельность на автомате. Почему бы и нет? Жрёт, пьёт, пукает, зарплату исправно получает. Никто и не замечает, что оно как бы неодушевлённое вовсе. На инстинктах преспокойно держится да на мышечной памяти. И зачем ему, скажи, в таком случае Чудаков со своей мелкой дрянной душонкой? Впрочем, не только ему. Никто вокруг душу твою, как ты, наверное, успел уже заметить, не оплакивает. Никому она не нужна вовсе по факту. Ни твоя не нужна, ни моя. Ни-ко-му. А вот когда тело поистаскается и дуба даст, тогда – ой. Тогда – вселенский траур и пышные поминки.
– И долго так мне сидеть и глазеть на себя со стороны?
– Хороший вопрос. Вот когда телу кирдык наступит, когда прикопают, тогда и того… можно и в путь будет собираться, на судилище, так сказать, ответ держать. Ну или если вдруг чудо какое произойдёт. Кто-нибудь за тебя крепко помолится на этом свете, к примеру. Тогда, может, даже в тело вернёшься. Правда, такое редко бывает. На моей памяти – два раза всего.
Чудаков попытался вспомнить, кто бы мог за него помолиться, и приуныл.
– А до тех пор мы с тобой будем сидеть тут и смотреть, как наши тела в кабинете совещаются, даже отойти от них далеко не сможем, – лениво продолжал объяснять ему диспозицию начальник. – Ну, давай попробуй, денься куда-нибудь. Вот хотя бы к метро за сигаретами сгоняй, – лукаво подмигнул он. – Смотри, как раз троллейбус подошёл.
Чудаков стёк с ветки и захотел было припустить в карьер за транспортным средством, но не смог заставить себя сдвинуться с места. Очертания его поблёкли и растянулись, от носа оторвался протуберанец. Душа Чудакова заныла, затосковала и едва не ушла туда, где должны были находиться его пятки. Однако стоило ему только взлететь обратно к себе, на ветку, и снова увидеть в окне кабинета своё родное тело в любимом пиджаке, как тошнотный ком, стоявший у горла, отступил, и к Чудакову вернулось обыкновенное умиротворение и спокойствие.