Российский колокол № 2 (46) 2024 - стр. 49
Он научился к третьему разу. Тот был первым. Мама не стала ждать следующих. Забрала документы из школы:
– Хватит. Поедешь к тёте Вере. Доучишься там. И останешься в столице. От неё недалеко совсем, на электричке можно. Да! Не смотри так. Ты музыкант, Никиша! Талант!.. Это всё скоро закончится. Да и всё равно надо было что-то решать с твоим образованием… Будешь приезжать на каникулы. Бабушку я не оставлю, сам понимаешь. Она не согласится ехать ни за что. Да и тётя Вера примет только тебя, она ведь папина сестра. Мы чужие с ней. Поезжай, сынок! – сорвалась на слёзы. – Пожалей меня!
Он согласился:
– Вы с ба переедете в центр, а я вернусь, если захочу! Обещаешь?
– Да.
Мама отвела глаза и нашла машину до Сырова-на-Валу.
– Так лучше. Говорят, железную дорогу тоже обстреливают.
Но водитель, к которому он сел на площади, всё же поехал к вокзалу – забирать попутчика. Никита вышел за водой в ларёк. Он помнил, как бежал к спасительному углу, потом к машине. Жахнуло вроде бы далеко, но ещё гудело, ещё не все долетели… Он споткнулся, врезался в землю локтем, подбородком, на мгновение парализовало: сейчас накроет, не успел. Не накрыло. Добежал. Упал на сиденье, хватая воздух ртом. Попутчик прыгнул вперёд: «Дёрнули!» Шум мотора не сразу перекрыл бешеный ток крови внутри головы: «Я не хочу, чтобы меня разорвало!» Он помнил, как покалеченный пёс выл во дворе всю ночь. Забился в щель между пристроенным самовольно балконом и стеной.
Потом сдох. Ему лапу оторвало, он приполз умирать. Дядя Серёжа вытащил, киркой раздробил кладку. Мама плакала, тихонько подвывала в ладонь. Он стоял рядом. Она судорожно вздохнула, замолчала:
– Бабушке не говори. Она ему всегда косточки оставляла. Прямо здесь. Под этим балконом.
– Не скажу.
Я никому не скажу, мама. Отчего сбриваю остатки волос (не растут!), пью транквилизаторы и без конца проверяю, сколько минут назад ты была в сети.
Телефон коротко прожужжал. Увидел краем глаза. На счёт поступили деньги. Да, хорошо отыграл. Он приподнялся на локте. Пальцы заскользили по экрану. Все реквизиты давно в шаблонах. На воду, на обеды, на тепловизоры, парню обожжённому и его маме на дорогу…
Откупился.
Никита вытер губы ладонью. И снова откинулся на спину. Очки он давно поднял на лоб и забыл про них. Снял. Дотянулся до тумбочки.
«Выпить таблетки, мама. Чтобы не снились сны. В которых и ты, и пёс, и балкон… И много ещё чего, бывшего не со мной, но возможного, если бы я не уехал. Если бы я посмел вернуться, мама, если бы я…»
На репетицию он летел: по нежному, припорошившему гололёд снежку, по зубчатым ступеням в метро – вниз, по каменным у академии – вверх. И успел-таки. Бежал по коридору, гулкому, раннему, в зал проскользнул ужом. И сразу за скрипку. Руки помнили и знали своё дело, но когда голова, твоя голова, не здесь, то и дело не станет твоим до конца.