Российский колокол № 2 (46) 2024 - стр. 15

– Ты с мамкой рано из дома ушла, а я ведь с ним дальше жил. Он передо мной пил и плакал. Однажды нашёл коробку, куда ты пыль с меня собирала. Там ещё каракули твои были, как эта пыльца помирить всех должна. Так он поверил, всё по твоему рецепту сделал, да только без толку. Завыл, отчаялся. А потом знаешь что было? Он меня за бутылку мигрантам продал. Они меня на пол положили! Меня, настенного, на пол! Плов на мне ели, спали. Водку жрали, проституток водили. Я тогда на папку твоего тоже обижен был. Считал, чем мне хуже – тем и ему. Как ты, короче, был. И главное, так себя расчесал, что стал удовольствие получать! Однажды проститутку привели. Молодая, глаза грустные-грустные, набок голова, всё в ворс смотрит, свою Рязань ищет. Я и представил, что однажды так тебя заведут. Жить-то тебе надо на что. На секунду стало так хорошо, будто весь мир предо мной виноватый, а потом стало очень и очень стыдно. Только уже навсегда.

Ковёр сгорбился. На солнце блеснули застиранные маслянистые пятна.

– В один день не выдержал, поднялся. Всё, говорю, мужики, не могу так больше. И пить, говорю, завязывайте. Аллах всё видит.

– А они что?

– Перекрестились.

Ковёр замолчал. Он пах соляркой и дешёвой химчисткой. К этому примешивалась едкая аммиачная нотка. Ковёр достал спрей с перечёркнутой кошачьей мордой и виновато опрыскался.

– Барсик – сволочь, – пояснил он.

Кофе в стакане остыл. Беззлобно переругивались мужики. В детстве я хотела как можно скорее вырасти и уйти из дома, поэтому часто измеряла свой рост. Я раздевалась, чтобы плотнее вжаться в ковёр. Лопатки сводил бархатный ток, и я тихонечко вскрикивала. На руках поднимались прозрачные волоски. Тело кололи неизвестные крошки. Ковёр был единственным, перед кем я не стеснялась показывать своё неуместное тело. Мне было жалко отчёркивать рост фломастером, и я приминала ворс ноготком. После я подолгу разглядывала свою тайную лесенку. Ступеньки её были слишком близки и не могли мне помочь.

Почувствовав моё настроение, ковёр безысходно выпустил дым:

– Податься было некуда. Я умел только висеть на стене. Пришлось кочевать. Ночевал во дворах, на лобном месте.

– Лобном месте?.. – не поняла я.

– Стойка для выбивания, – хмуро пояснил ковёр. – Всё вспоминал, как ты меня в детстве разглядывала. Искала что-то. И тут меня осенило. Пришёл в одну харчевню. Так и так, говорю, есть к вам предложение. Они согласились. Работка оказалась непыльная: висел в потайной комнатке, а публика под гашиш на меня таращилась. Ну и приходы же у них были! Кое-кто даже пророчествовать начинал. Так у меня появились деньги. Да и умишко кой-чем наполнился. Кстати, вот я. Не смотри, что на фоне человека. Я знаю, что это зашквар.