Российский колокол № 1 (45) 2024 - стр. 10

– Я могла бы побыть дома одна. – Нана открыла рот, чтобы добавить, что она справится, чтобы пообещать, что она будет себя хорошо вести, что она даже приготовит себе макароны и погреет котлеты, она умеет. Но метель бросила ей в лицо щедрую пригоршню снега. Нана задохнулась и ослепла.

Бабка не смотрела Нане в глаза, она всегда смотрела немного мимо. Бабка кривила губы, её обвисшие щёки превращали лицо в лицо судьи, выносящего – всегда обвинительный – приговор. Бабка не обращалась к Нане напрямую.

Мама уехала. Мама всегда уезжала.

Нана сама стелила простынь на диване в маленькой комнате, сама себя развлекала, сама играла на ковре с фарфоровыми статуэтками из серванта. Ночью ей снились кошмары.

– Мама, а как зовут бабушку? – Нане было девять, и мама вела её за руку сквозь метель. В этот раз маме нужно было уехать на три дня, и в ранце у Наны лежали учебники по всем предметам.

Заминка. Мама споткнулась:

– Дана. Дана Львовна.

Нана опустила лицо в шарф и насупилась. Мамина железная рука тащила её вперёд, и можно было не заботиться о том, как и куда шагать. Ей было неприятно, что в бабкином имени и её, которым она так гордилась, есть созвучные сочетания букв.

«Это сон», – повторила Нана и проснулась.

Она лежала в кровати. Она рывком села и попыталась вдохнуть. В комнате было темно, но перед глазами потемнело ещё больше, и понеслись – вихрем закружились – яркие мушки.

«Как снег, – отстранённо подумала Нана, – как снег во время метели».

Она почувствовала, что чья-то стальная рука тащит её вперёд. Как в детстве, как всю жизнь.

Она снова попыталась вдохнуть.

Мокрые пряди волос прилипли ко лбу. Воздуха не было. Глаза чуть привыкли к темноте. Тюлевые занавески напоминали гофрированную жесть – ровные ряды складок от потолка до пола. Рома лежал рядом. Нана наклонилась к нему поближе и глубоко втянула в себя воздух возле Роминого лица. Его дыхание пахло мятой и чабрецом.

Когда-то она любила эту песню, как и другие песни «Наутилуса». Нане и в голову не приходило, что однажды ей действительно будет не хватать кислорода. Что она будет чувствовать себя так, будто погребена в батискафе на дне океана и над ней – километры воды. С китами.

Нана встала с кровати и пошла в кладовку.

Лезвие топора было холодным, почти ледяным, будто он хранился в холодильнике. Нана потрогала пальцем металл.

Бабка храпела. Её отвратительное тело: сухое, бледное, завалившееся на один бок, – каждое утро Нана боялась (и ждала), что найдёт бабку на полу у кровати, – издавало нечеловеческие звуки. Нана наклонилась к кровати, держа в руках топор. От бабки пахло мёртвыми насекомыми, корвалолом и мочой.