Российская империя, Аравия и Персидский залив. Коллекция историй - стр. 30
При обсуждении «самого больного» для правителя Кувейта вопроса – о Багдадской железной дороге и о планах по ее прокладке к Кувейтской бухте, С. Сыромятников поинтересовался у него насчет того, какого «образа действий тот будет держаться». Шейх Мубарак высказывался в том плане, что в чем-чем, но «в этом деле он туркам ни за что не уступит». Подчеркивал, что строительства железной дороги «в своих владениях не допустит», даже если ему и его детям придется пасть в борьбе за это с османами и «стоящими за ними немцами» (4).
В беседах с шейхом Мубараком, докладывал А. Круглов, С. Сыромятников советовал правителю Кувейта «войти в более тесные сношения с русским правительством». Проводил мысль о том, что император российский «в приобретении земель, вроде кувейтских, нисколько не нуждается»; что землями Россия и так богата; что намерения России в этом крае состоят в продвижении ее торговых интересов. И потому установление Кувейтом более тесных отношений с Россией никаких опасностей и бед в себе для шейха Мубарака не таит (5). Предлагал свое посредничество в данном вопросе. Советовал шейху написать соответствующего содержания письмо, которое он по возвращении в Санкт-Петербург передал бы русскому правительству (6).
Сделать это, согласно тексту депеши А. Круглова, шейх Мубарак согласился, «но обещания своего так и не исполнил». На что С. Сыромятников, будучи раздраженным «увертками шейха», заметил, что «для России силы такого араба, как Мубарак, представляются нулем». И если бы Россия, действительно, «помышляла» о Кувейте и хотела бы завладеть им, то «и двух русских кораблей» для этого было бы достаточно (7).
Шейх Мубарак, «опытный дипломат аравийской пустыни», как отзывается о нем А. Круглов, «с малолетства искушенный в переговорах и интригах с турецкими чиновниками», тут же постарался устранить появившийся в их разговоре ненужный ему негатив. В настоящее время обращение с таким письмом к русскому правительству, сказал он, «лишь ухудшило бы» его и без того непростые отношения и с турками, и с англичанами, «не изменив, в сущности, положения дел». Выдержав паузу, добавил: «Русские слишком далеко. Когда я своими глазами увижу русскую железную дорогу в Бендер-Аббасе, о которой так много говорят в последнее время, и русские суда в Персидском заливе, тогда, может быть, изменится и образ моих мыслей» (8).
«Трудно знать наверняка», резюмирует консул, хотел ли шейх Мубарак в беседе с русским гостем «осведомиться о возможности русского покровительства, или же, что вероятнее, имел в виду убедиться в основательности пущенных англичанами слухов о намерении России захватить порт в Персидском заливе». Как бы то ни было, но «мысль о России, судя по всему, глубоко засела в уме шейха Мубарака». Правитель он «мудрый и осторожный»; владения его – «более самостоятельны, чем заявляют турки»; и о «самостоятельности своей он печется и отстаивает ее, как может». Думается, что шейх Мубарак мог бы пойти на союз с Россией, но только будучи абсолютно уверенным в том, что русские, когда потребуется, точно придут на ему помощь, и защитят Кувейт от поползновений, кого бы то ни было, на его независимость и свободу. Осторожность же шейха Мубарака, делится своим мнением А. Круглов, в выражениях и поступках, объясняется, видимо, тем, что этого «яркого дипломата аравийской пустыни» жизнь научила держать язык за зубами, действовать обдуманно, тщательно взвешивая все «за» и «против».