Россия Вечная - стр. 16
Не странно также, что другой фундаментальный образ есенинской поэзии, образ «окаянной Руси», Руси тюрьмы, пьянства, бродяжничества и безумного удальства, часто смотрится как своего рода «обратная сторона» Святой Руси. При всей их противоположности они неотделимы в чем-то. Ибо ведь и святость, и «нездешнесть» проявляются в мире чаще всего не на фоне мелкого буржуазного благополучия… Любовь к России у Есенина носит совершенно особый характер. (И, соответственно, такая же любовь возникает и у читателей.) Ее сила зависит именно от этого соприкосновения с какой-то глубочайшей сущностью России, о чем говорилось ранее. Хотя Россия и остается как бы неузнанной до конца, загадочной, и распознаются лишь ее проявления, тем не менее, внутреннее соприкосновение с Россией вызывает у поэта прилив «сверхчеловеческой» любви к ней, которая явно выходит за границы естественной любви к родине. (И подобное, конечно, мы видим не только у Есенина, но у него – в высшей степени.) Следовательно, Россию любят, как мы уже подчеркивали, не только потому, что она – Родина, но и по другой причине, именно в силу ее таинственного притяжения к себе, в силу ее метафизических качеств.
Следовательно, так важны со всех точек зрения русское самопознание, русскоискательство, духовное проникновение в Россию, и так важна русская литература, которая служит этому.
Кроме того, в этой беспредельной любви к России ключ к замечательному отрывку из Есенина:
Ибо здесь налицо не просто любовь к своему, к родному началу, но и связь с чем-то, чего нет на этой планете и что придает, следовательно, космологический и метафизический смысл любви к России («Никакая родина другая не вольет мне в грудь мою теплынь»)[14]. Эта любовь настолько велика и необычна, что Есенин даже предпочитает Россию раю:
Словом, любовь к России не может быть заменена, компенсирована ничем вообще: ни предполагаемым будущим благополучием на этой планете, ни даже бытием в иных духовно-космических сферах.
Конечно, такая любовь, которая проявлена и в русской литературе, и в русской истории, не может быть объяснена обычной любовью к Родине. Для того чтобы ее понять, надо понять сам объект любви: Россию, русскую землю, Русскую Душу, ибо все это в общем единое.
В конечном итоге перед лицом есенинской поэзии вы как бы теряете все критерии, вступая в иной пласт поэтической реальности. Пожалуй, только два творца в русской литературе – Есенин и Достоевский – достигли того предела, который сводил с ума (почти в буквальном смысле слова) некоторых читателей. Это, разумеется, не литературный и даже не философский критерий, но, во всяком случае, критерий «необычности» воздействия на уже неуправляемые бездны души.