Россия и мусульманский мир № 7 / 2015 - стр. 10

– маргинализацию религиозности и духовности – религия критикуется и объявляется личным делом каждого, фактически это означает разрастание сферы светского и сужение сферы религиозного (поскольку подобные утверждения поддерживаются массовой пропагандой).

К этим общим компонентам в XX в. под влиянием новых философских течений добавляются:

– проблематизация гендерной идентичности – вводится категория «гендера», которая отлична от физиологического «пола», человек может быть физически мужчиной, но в социальном плане – «женщиной» или «полумужчиной», «андрогином» и пр., короче говоря, эмансипируется половая идентичность, которая теперь легко конструируется по собственному усмотрению;

– разрушение традиционных половых отношений – проблематизация гендера ведет к проблематизации половых отношений, в результате то, что раньше считалось ненормальным (например, однополые отношения), становится нормой;

– разрушение традиционной семьи – в ряде европейских стран семья – и концептуально, и юридически – это уже не союз мужчины и женщины, а союз «родителя 1» и «родителя 2»; стóит отметить, что общая логика сейчас направлена на разрушение института семьи как такового, подобные проекты уже открыто пропагандируются многими феминистками;

– диктатура меньшинств – поскольку «меньшинство» априори мыслится как подвергающееся ущемлению, то защита меньшинств, особенно сексуальных, приобретает бóльшую важность, чем защита большинства населения;

– исламофобия и антирелигиозность – парадокс в том, что логика защиты меньшинств не распространяется на мусульманские меньшинства, а идея прав человека – на религиозных людей, которым даже запрещается демонстрировать свои религиозные предпочтения публично.

Я лишь тезисно обрисовал компоненты современной европейской идеологии. Начиная с XVIII в., Россия активно вовлекается в европейское идеологическое пространство, и дальнейшая история России – это борьба западнических и почвеннических тенденций. Сейчас можно констатировать: на всех уровнях Россия переняла те компоненты либеральных и марксистских теорий, которые были развиты в Европе до начала XX в. Советский период оказался в каком-то смысле «консервирующим» этапом, и ультралиберальные модели в Россию не проникли. Следствием этого является отсутствие гей-парадов в центре Москвы и массовое признание адекватности «традиционных ценностей», особенно в области гендерных отношений. По европейским меркам мы – консервативная («отсталая», «недостаточно демократичная») страна. Наша политическая элита смотрит на вещи реалистично: даже если бы в умах политтехнологов возникло желание «европеизировать» сознание современного россиянина, привив ему ценности однополых браков и движения трансгендеров, то это натолкнулось бы на гораздо более серьезные выступления, чем во Франции. Стóит, правда, отметить, что в среде «передовой» московской интеллигенции европейские ценности уже вовсю завоевывают популярность. Отсюда столь массовая поддержка со стороны белоленточников того акта, что был произведен феминистками из Пусси Райт. Отсюда и популярность экстравагантных фигур вроде лесбиянки Маши Гессен, вполне открыто выражающей общее мнение феминисток о сущности борьбы за однополые браки: «Борьба за однополые браки вообще-то подразумевает ложь относительно того, как мы поступим с браком, когда добьемся своего, – ведь мы лжем, будто институт брака не изменится, и это ложь. Институт брака будет меняться и должен меняться. Опять-таки, я не думаю, что он должен существовать… Я бы хотела жить при такой системе законов, которая способна отражать реальность, и я не думаю, что она совместима с институтом брака»