Россия и мусульманский мир № 2 / 2014 - стр. 10
В итоге переплетения различных укладов образуется российская версия общества риска и российский вариант текучей современности (см.: Бек У. Общество риска. На пути к другому модерну. – М., 2000. См.: Бауман З. Текучая современность. – СПб., 2008). Формирование общества риска есть мировая тенденция, затрагивающая в той иной степени все значимые сегменты мира. При этом каждая из значимых версий этой тенденции имеет свои особенности, для понимания которых можно использовать предложенную П. Ханной характеристику структуры современного мира. Отказываясь от традиционного видения этой структуры, П. Ханна полагает, что его трехполюсная структура – первый, второй и третий миры – стала анахронизмом; сегодня осталось разделение на первый (США, ЕС, Китай) и второй миры (все остальные). При всей дискуссионности данной дихотомии ее можно принять в отношении одного критерия, а именно: качества социальной организации и оснований социально-политической мобильности. В первом мире – при всех его очевидных уязвимостях и слабостях – вектор социальной мобильности в той или иной мере содержит элементы продвижения по формализованным рациональным основаниям (профессиональная компетентность, образование, заслуги и т.д.); во втором – системы мобильности основаны на иных критериях. Учитывая разнородность и разнокачественность «второго мира», можно предположить, что в наиболее архаичных анклавах второго мира принципы социальной организации и вертикальной мобильности основаны на откровенно рудиментарных принципах организации традиционных обществ (кровное родство, племенные характеристики, откровенный клиентелизм); в модернизированных версиях эти архаичные принципы сочетаются или, по крайней мере, завуалированы модернизированными принципами (образование, партийная карьера, профессиональная компетентность, опыт работы), однако решающими, как правило, выступают не эти принципы, а основанные на неформальных отношениях критерии.
В России на протяжении двух последних десятилетий эксперты, включая автора этих строк, неоднократно фиксировали доминирование в системе социальных отношений патрон-клиентных отношений. При этом отмечалось отличие российского клиентелизма от его классических версий, распространенных в обществах традиционного типа, к числу которых на постсоветском пространстве относились государства Центральной Азии: если в последних базовым основанием консолидации элитных кланов выступают кровно-родственные и земляческие основания, то в России 1990– 2000-х годов – экономические интересы.