России верные сыны - стр. 91
Разбудили почтенную фрау Венцель. Разглядев русский мундир, она, рассыпаясь в извинениях за свой туалет, повела Можайского в угловые комнаты бельэтажа.
– У вас будет приятный сосед – итальянский негоциант синьор Малагамба, милейший молодой человек. Третий этаж занимает полковник Флоран, третьей бригады… Ах эти французы, – понизив голос, зашептала фрау Венцель, – с ними одно горе! Его бригада стоит близ Дессау, но полковнику почему-то понравилось у нас. Это большая честь для меня, как для хозяйки, но если постоялец не платит, а жизнь так дорога… Вы, господа русские, куда щедрее, и это не комплимент, господин офицер, это святая правда…
Так болтала фрау Венцель, собственноручно взбивая пуховики, устраивая постель Можайскому. Он слушал ее в полудремоте. Все здесь было как в каждой добропорядочной немецкой гостинице: пышные пуховики, фаянсовый кувшин и таз на умывальном столе, вышитая крестиками по канве картина, изображающая свидание влюбленных.
Наконец фрау Венцель ушла, оставив Волгина наедине с Можайским. Волгин стал расстегивать сюртук и достал кожаную сумочку с депешами, но Можайский сказал, зевая:
– Успеется, Федя… Теперь спать! Вечером разбуди меня. Поди к моим гусарам, скажи – пусть отсыпаются. Поедем завтра в полдень.
Можайский скинул мундир, умыл лицо и руки, разделся и через минуту свалился как мертвый и заснул.
Волгин пошел к гусарам. Они все еще водили вдоль улицы взмыленных коней.
– Здорово! – сказал он гусарам.
Они стояли против Волгина и глядели на рослого человека, одетого в господское платье.
– Вы кто будете? – наконец спросил старший.
– Русский.
– Видать, что русский, – сказал молодой гусар.
– Табачок есть? – спросил Волгин.
– У нас простой… Махорка батуринская…
– Ее-то мне и надо.
Гусар отсыпал ему махорки, поглядел на большую руку, на копоть, въевшуюся в пальцы, и спросил:
– Чей ты будешь?
– Воронцовых. Крепостной человек, – ответил Волгин.
…На чистой половине гостиницы, в зале для проезжающих, ужинали два путешественника – француз, полковник гвардейской артиллерии, и светловолосый, светлоглазый молодой человек в дорожном, каштанового цвета сюртуке и высоких сапогах со шпорами.
В зале, небольшом, уютном, стоял длинный стол, накрытый скатертью голландского полотна. На стенах висели саксонского фарфора тарелки, изображающие виды Дрездена. Вдоль стен – шкафы с серебряной посудой, хрустальными бокалами и кубками. Большой пятисвечный канделябр освещал мягким светом стол и небольшой зал. Окна были открыты, ветерок слегка шевелил кружевные шторы, и тогда чувствовался запах жасмина из цветников.