Рондо - стр. 55
С помощью родителей Миша взрастил своё, особое отношение к простым людям. С дошкольного детства он помнил, что папина должность делает их семью особенной, выделяющейся среди прочих. Все, кроме папиных сослуживцев, представлялись ему существами слабыми, наивными, не отдающими себе отчёта, до какой степени они беспечны и беспомощны. С детских лет в его душе поселилась бацилла исключительности. Но жила она там тихо и внешне никак себя не проявляла.
Миша входил в состав Совета отряда, занимая там какую-то должность – с первого раза он её без запинки и назвать, наверно, не смог бы. Выполняя свои обязанности, он вместе с двумя другими активистами посещал квартиры слабоуспевающих учеников. Двойки, как известно, пионера не красят, и с отстающими должна вестись воспитательная работа. Вот Мишка её и вёл. Его хождения по квартирам поднять успеваемость не помогали, но обеспечивали Кольке Кичкину полноценную галочку в плане пионерских мероприятий. Мишка жил не где-нибудь на необитаемом острове – он видел и коммуналки, был знаком с неприглядным бытом неблагополучных семей. Кроме этого, он знал и шаблонное объяснение тому, что у одних всё есть, а у других – ничего. Дело в том, что наша страна пережила тяжёлую войну и сейчас восстанавливает своё хозяйство. Поэтому обеспечить достойной жизнью всех мы пока ещё не можем, и в отдельных случаях людям ещё приходится мириться с тяжёлыми бытовыми условиями. Но партия прилагает все усилия… Так Мише объяснял его папа. Объяснения были просты и понятны, Миша им верил. Однако один «отдельный случай» его зацепил.
В тот раз активисты шли поднимать успеваемость Тимура Токсубаева. В глубине дворов, которые, как дырки в сыре, прятались в застроенном квартале, тянувшемся от тупика в сторону улицы Горького, стояли два длинных барака. В одном из них жил Тимур. Скриплая дверь, одетая с двух сторон, с помощью прибитых крест-накрест реек, в рваный чёрный дерматин, впустила ребят внутрь. Коридорная темнота встретила их смесью ароматов затхлости и всех, готовящихся в тот момент, обедов. Барак делился фанерными перегородками на неизвестное количество крошечных отсеков-комнаток. В фанерной конуре, где проживал Тимур и его мама, стояли козлы, поддерживающие настил из трёх досок – сооружение, видимо, заменявшее кровать; одинокая, выкрашенная в больничный белый цвет, табуретка и прислонённая к стене сложенная раскладушка. В разобранном виде раскладушка должна была занять всё оставшееся свободное место. Из деревянных брусков, к которым крепилась фанера стен, торчали толстые гвозди. На них висела одежда. Посещая квартиры, Мишка с товарищами обязательно интересовались, в каких условиях школьник готовит уроки, сколько тратит на них времени, помогает ли по хозяйству? Тимурова мама, как об обычном, поведала, что сын готовит домашние задания в школе – на кухне всегда много народа, толкаются, а в комнате негде. Она развела руки, показывая, что здесь тесно. А сколько он там тратит времени на учёбу, она не знает. А дома? Что ж, помогает, когда надо. За всё время короткого разговора за фанерными стенками слышалось биение жизни: справа, судя по позвякиванию металла о стекло и смачному прихлёбыванию, пили чай, слева басовито храпели. Мише Реброву надолго запомнилось это жильё – оклеенные газетами стены, небольшой краешек окна (другая его часть досталась соседям), лампочка внутри треснутого матового плафона, рядом с окном прикноплена обложка журнала с кремлёвской башней и белыми буквами в красном прямоугольнике: «Огонёк». Больше всего его поразила одинокая больничная табуретка.