«Ромео и Джульетта». Перевод И. Диденко. 2017 год - стр. 2
Главным открытием в тексте для меня было то, что Ромео и Джульетта – возможно, сводные брат и сестра. Я обнаружил короткий разговор между отцом Джульетты и неким родственником, где они обсуждают странный случай, произошедший 25 лет назад. Рассказывается о некой свадьбе, на которой они были в качестве гостей. На празднике случилось нечто, после чего оба больше в таких мероприятиях не участвовали. Ещё мы узнаём имя человека, у которого они были в гостях, и то, что у него есть сын, возраст которого отец Джульетты знает очень хорошо. Возникает вопрос: зачем автор это написал? Вариантов два: либо ему было нечего делать, либо он на что-то намекает. Кем же могут быть Люченцо и его сын? В произведении мы знаем только одного человека, у которого есть сын, – это отец Ромео, синьор Монтекки. И тут мы понимаем, что практически у всех героев произведения есть имена, кроме Монтекки и Капулетти! И имя Люченцо по всем параметрам может принадлежать именно отцу Ромео. Давайте попробуем ещё раз пересказать эту историю, но уже подставив в неё известных нам героев. Двадцать пять лет назад синьор Капулетти был гостем на свадьбе своего друга Люченцо Монтекки. В ходе праздника произошёл некий конфликт, после которого семьи враждуют, родной отец ненавидит сына, а отец Джульетты не чает в Ромео души.
История кажется совершенно безумной и неприемлемой. Когда я высказал эту версию, она мне так не понравилась, что я приложил все силы, чтобы её опровергнуть. Но чем больше я прикладывал усилий, тем сильнее убеждался, что моё предположение является верным. Позже выяснилось, что даже брат Лоренцо в одной из сцен называет Монтекки и Капулетти бывшими друзьями. Но только на английском языке – в русских переводах вы её не найдёте. Однако даже найдя в тексте множество подтверждений своей теории, я никак не мог её принять. История об инцесте казалась мне оскорбительной и неуместной. Но я никак не мог найти хоть что-то, что бы ей противоречило. В результате оставалась одна единственная сцена, которую я не мог разобрать. Причём работа над этой сценой длилась более года. Если быть более точным, то это не сцена, а длинный монолог кормилицы о том, как 11 лет назад погибла её дочь Сюзанна.
Здесь следует сделать короткое отступление относительно странных имён, которые время от времени возникают в тексте Шекспира. Я обратил внимание, что и в «Гамлете», и в «Ромео и Джульетте» в тексте вдруг появляются имена персонажей, которых не было в списке действующих лиц. В «Гамлете» это Клавдио, в «Ромео и Джульетте» – Сюзанна, Люченцо и Анжелика. И каждый раз к имени присоединяются даты, события и факты. Так вот, в том самом монологе, который я пытался разобрать более года, есть и имя, и даты, и события. Он больше похож на подсказку, на ключ, он словно кричит: «Разгадайте меня! Я очень важен!» В конце концов я обратил внимание, что кормилица настаивает: дети были похожи и одного возраста, а родители были в длительном отъезде, и даже путает, называя погибшего ребёнка сначала Сюзанной, а потом Джульеттой. Так кто же погиб одиннадцать лет назад: Сюзанна или Джульетта? Мы не знаем точно. Но поскольку автор даёт нам возможность сомневаться, то можно допустить, что умерла Джульетта а перед нами – Сюзанна. Что это нам даёт? Больше, чем кажется. Во-первых, мы наконец понимаем, почему мать Джульетты пытается её уничтожить: у нас снимается вопрос инцеста и раскрываются доверительные отношения кормилицы с Джульеттой. Можем ли мы на 100 процентов доказать, что это не намёк а чистая правда? Не можем. Но искусство состоит из намёков и полутонов, и, поскольку у нас есть огромный монолог кормилицы, мы должны понять, для чего автор «насыпал» в него столько дат, имён и фактов. Самое важное – что правильно прочитанный материал собирается в дополняющую себя устойчивую структуру наподобие кристаллической решётки алмаза. Три намёка складываются во взаимоподтверждающую картину – и все роли, вызывавшие до этого вопросы, находят своё разрешение. Меняет ли это картину трагедии для зрителя в зале? Нет. Но это меняет мотивы героев на сцене. Скорее всего, зритель не поймёт ни первый, ни второй намёк, однако он увидит, что у героев есть серьёзные основания поступать именно так, как они поступают. Эти намёки – не столько для зрителя, сколько для исполнителей ролей.